Ирина Поволоцкая — литератор, художник, актриса, психолог, слепоглухая с детства, автор автобиографической повести «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю». В колонке «Инопланетянин в аквариуме» на портале «Особый взгляд» Ирина рассказывает о своем восприятии мира и об искусстве как способе терапии. В этой статье речь пойдет о шрифте Брайля.
В январе отмечается международный день азбуки Брайля. В этом месяце родился создатель рельефно-точечного тактильного шрифта Луи Брайль. С системой Брайля я познакомилась года в три — примерно тогда же, когда и с плоскопечатными буквами. Дедушка вернулся с фронта без глаз, и ему пришлось учиться читать брайлевские книги. Когда я родилась, он уже свободно читал пальцами, брал в библиотеке Всесоюзного общества слепых разные книги. А мне было интересно, что он делает с этими выпуклыми непонятными точками, и он однажды показал некоторые буковки. Я быстро научилась собирать из горошин или камешков свое имя.
Когда я в пять лет начала терять слух, меня отдали в подготовительную экспериментальную группу при НИИ Дефектологии, которую курировали А. И. Мещеряков и Э. В. Ильенков. Там же готовилась к поступлению в Московский государственный университет и известная «загорская четверка».
Преподаватели учили меня понимать шрифт Брайля руками, самой собирать из штифтиков специальной мозаики полноценные слова. Печатать на брайлевской машинке я научилась тогда же, но не любила: клавиши у нее были очень тугими, с грифелем и с «обратной печатью» на приборе по-настоящему работать я так и не научилась.
Тифлокомментарий: цветная фотография. Летний день. Ирина сидит за столом, нажимает на кнопки брайлевского дисплея. У нее короткие фиолетовые волосы. На ней желтая футболка, к плечу прислонена белая трость. Перед Ириной на столе лежат смартфон и желтая кепка-козырек. Позади — ствол березы и лужайка.
Немного позже, когда «загорская четверка» уже поступила в МГУ, моя мама начала подрабатывать — печатать для них материалы и спецлитературу, которых не было в библиотеке. Когда в выходные и на каникулах я была дома, то тоже печатала, помогала маме. Книги были сложными по содержанию, но я печатала, хоть и медленнее, чем когда тексты были понятными и знакомыми. У меня была своя норма — в день надо было напечатать
Когда меня перевели в Загорский дом-интернат для слепоглухонемых детей, печатать пришлось больше, но это были простые тексты. На брайлевской машинке печатала письма, перепечатывала незрячему другу стихи и понравившиеся мне рассказы из плоскопечатных книг.
При переводе в школу № 30 для слабослышащих имени К. А. Микаэльяна, мне надо было много читать, и Брайль часто спасал от переутомления. Слабое зрение с трудом позволяло читать с лупой, а это было очень утомительно. И я долго еще писала на Брайле длинные письма другу, который остался в Загорске. До сих пор помню эти «брайлевские бандероли», которые просто сшивали в нескольких углах и прямо на бумаге подписывали адрес. Сколько таких писем тогда я писала и получала...
После школы и техникума я читала даже больше, но брайлевских книг из библиотеки мне никогда не хватало: по интересующим меня темам их просто не было, и я на некоторое время перестала читать литературу на Брайле. При поступлении в МГППУ, понимая, что будет очень мощная нагрузка на глаза, просила дать мне (по московской программе поддержки незрячих студентов) брайлевский дисплей, чтобы не потерять тот небольшой остаток зрения, который удавалось до тех пор сохранять. Но мне его не дали.
В один декабрьский день, когда я выполняла задания для экзамена на первом семестре первого курса, в один миг потеряла последний слабый остаток зрения. Левый глаз, который немного еще видел, ослеп в результате отслойки сетчатки. И наступила мгла, которая длится до сих пор. И мгла в душе тоже. На три года я потеряла все: не было книг, не было привычного общения, я не могла выйти из «четырех стен» — и не было возможности самим приобрести брайлевский дисплей. Свои тексты — стихи, истории, статьи, письма — я диктовала, иногда на диктофон, чтобы их перевели в текст, но сама прочитать и отредактировать уже ничего не могла.
Брайлевский дисплей мне позже все-таки дали. Пришлось учиться всему заново. Это было не очень легко, но хотя бы книги я уже смогла читать. Мой маленький и верный «друг» сейчас уже совсем старенький, но он столько выдержал за 8 лет. Брайль на новом технологическом уровне вернул мне возможность не только читать, но и активно писать, общаться, делать свои проекты.
Тифлокомментарий: цветная фотография. У Ирины на коленях лежит дисплей Брайля. Пальцами обеих рук она прикасается к строке брайлевских ячеек. На ней черная одежда и фиолетовый шарф. На правом ухе слуховой аппарат и маленькая серебристая сережка.
Сейчас технологии на таком уровне развития, что можно соединить брайлевский дисплей со смартфоном, писать статьи, общаться в соцсетях со всем миром, записывать сценарии перформансов, сочинять рассказы и стихи. Это возможность самой договариваться о мероприятиях, обсуждать деловые вопросы практически со всеми нужными людьми... Это просто фантастика, которой я зачитывалась в юности и которая сейчас стала реальностью.
Без системы Брайля невозможна активная и полноценная жизнь. Если слепой может использовать слух (и технически это более развито), а глухой — зрение (есть даже программы перевода речи в текст), то тотально слепоглухой может использовать только свои руки. Брайлевский дисплей — это единственное «окно в мир» и рабочий инструмент. Я теперь не могу себе представить активную жизнь без него, это мои глаза и уши. Я рада, что недавно у меня появился более усовершенствованный брайлевский органайзер. И я, например, могу написать эту статью. Жизнь продолжается.
