Маргарита Мельникова Автор Елена Керн

Елена Керн

14.11.2025

От Мамина до Сибиряка. Путешествуем по Свердловской области

путешествия

экскурсии

Кратко:

Колумнист портала Маргарита Мельникова приглашает присоединиться к экскурсии по Свердловской области.

Колумнист портала Маргарита Мельникова приглашает присоединиться к экскурсии по Свердловской области — к горе Белая, а затем по местам, связанным с жизнью писателя Дмитрия Мамина-Сибиряка.

Суббота. На часах без пяти семь. Накрапывает мелкий дождик — не дождик даже, а взвесь из крохотных капелек плавно окутывает землю. Стоим на остановке. Наш восемьдесят третий только что ушел пустой. Досадно! Когда придет следующий, не знаем. Мобильный интернет отключен. Верный помощник, приложение BusTime, не подает признаков жизни.

Ждем. А меж тем рабочий люд, в основном мужчины, собирается в немалую, местами нетрезвую толпу.

Наконец-то маршрутка! Но шансов в нее забраться нет. Работяги хлынули потоком, заняли каждый свободный и несвободный сантиметр, в том числе ступеньки.

Пятнадцать минут, двадцать, еще пять. Начинаем волноваться: вдруг автобус, готовый доставить путешественников от Свердловской областной библиотеки имени Мамина-Сибиряка в поселок Висим, на родину того самого Сибиряка, уедет без нас?!

Еще один восемьдесят третий на горизонте. Попробуем втиснуться. Успешно. Кажется, наша экскурсия спасена!

Без восьми восемь мы уже возле библиотеки. Вот и автобус: стоит, радушно распахнув двери. Занимаем места. Впереди два с половиной часа пути под бодрые речи гида, Светланы Николаевны, у которой найдется байка, легенда, ворох дат на любой случай.

И впрямь — не успеваем уткнуться в экраны смартфонов, включить припасенные аудиокниги, как Светлана Николаевна начинает вещать в немного фонящий микрофон. Не беда: слуху приятны небольшие помехи — как особый звуковой эффект, добавляет атмосферы.

Бывалые экскурсанты многое из поведанного слыхали не раз, но всегда найдется пара новеньких, внимательных, внемлющих, неискушенных. Вот история о простом крестьянине Ерофее Маркове, с коего началась добыча золота на Урале.

Шел, говорят, Ерофей знакомой тропой, под ноги поглядывал, красивые камешки подбирал. Вдруг видит — особенно красивый камень: зеленью отливает, свет отражает, а внутри, словно капелька солнца, искорка сияет.Поднял крестьянин диковинку. Что же там внутри? Не уж-то золото? Принес людям сведущим. Те подтвердили: золото. Настоящее!

И стал Ерофей о своей находке всем подряд рассказывать. Ой! Ну зачем?! Так неприятностей нажить можно! Он и нажил. Мужи государственные вцепились в Маркова мертвой хваткой (пока лишь метафорически): покажи да покажи, где камень тот сыскал!

А у крестьянина память хорошая, да и не жалко ему. Исповедовал он принцип «знаешь сам, покажи другому!» Только не нашли ничего на тропках, исхоженных стопами крестьянскими. Тут уж вцепились в Ерофея физически. Долой метафоры, условности, права человека: стали его пытать. Думали, обманывает мужик императорскую полицию.

А, может, сами плохо искали? Не успели, ура, со свету сжить Ерофея; золотая жила нашлась спустя три года. Отстали от замученного крестьянина. Все у него, говорят, понемногу наладилось.

А знаете, как настоящее злато от пирита, называемого «золотом дураков» отличить? Какие там микроскопы, радиоуглеродный анализы, прочие современные премудрости! На выручку тогда, в девятнадцатом столетии, приходили зубы. Проверить на зубок: прикусить. Мягкое? Податливое? В руках мнется, в зубах гнется? Значит, настоящее. Сколько зубов было сломано о такую проверку, известно лишь древним стоматологам!

Уральская «золотая лихорадка» на зависть всем Джекам Лондонам, Демидовы, пушки, из колоколов отлитые (а лучше бы наоборот!)… о многом успевает рассказать нам гид. Но долго ли, коротко ли, прибываем на первую точку нашего экскурсионного маршрута — к горе Белая.

Ее высота семьсот пятьдесят метров. Пешим ходом не подняться, а на фуникулере это нам вполне по силам.

На таком чуде технической мысли мы еще не путешествовали. Боязно? Ну, совсем чуток. Не стоило накануне читать про катастрофу где-то в далекой стороне, где на подъемнике горы покоряли четыре десятка человек. Трос оборвался, и случилась трагедия.

Прочь страхи. Рассаживаемся по кабинам, по четверо в каждой. На длинную скамью-сиденье рядком — прыг! Мешкать нельзя. Фуникулер все время движется, пусть и не быстро. Опускается предохранительная балка, под ногами оказывается подставка, до которой я, коротышка, едва достаю.

Опускаем крышу, чтобы дождь и пронизывающий ветер, который с каждым набранным метром высоты становится все холоднее, не хлестал в лицо. И летим! Летим! Медленное устремление вверх, как на лифте. Поднимаемся минут десять. Если представить лифт в гигантской башне, наверное, это был бы двухсот пятидесятый этаж.

Приехали. Предохранительный барьер мгновенно поднимается, подножка убирается. Нужно не мешкая соскользнуть с сиденья и отбежать подальше от кабины.

Здорово, что на подъеме, на спуске и на всем экскурсионном маршруте до самого вечера в каждый момент рядом надежные руки и зоркие глаза: мамины, Ирины Анатольевны (директора библиотеки), Виктории Валерьевны (заместителя директора) и других прекрасных людей.

Гора Белая. Мы почти на вершине. До смотровой площадки всего несколько лестничных пролетов по влажным, немного скользким деревянным ступеням. Горная вершина утопает в тумане. Ветрено. Дождь усиливается. Довольно теплая куртка с капюшоном — так себе спасение. Один пролет вверх, второй, третий… Ступени скрипят под шагами.

На смотровую площадку поднимаются не все. Ничего не видно, не поснимаешь толком. Можно было бы желание загадать, ведь на вершине пролегает граница между Европой и Азией. Вот кто-то встает — одна нога здесь, другая там — по обе стороны условной черты: границы. Пытается сделать более-менее удачный кадр. Но мне не нужны никакие условности, чтобы загадать одно-единственное желание.

К Белой подъезжают все новые экскурсионные группы на больших автобусах. Дети, много детей. Быть может, им повезет. Пока они поднимутся, туман рассеется. Мы же, проведя на горе едва ли дюжину минут, спешим укрыться в кабинках.

Снова полет, но теперь вниз. Ощущения невероятные! Накатали аппетит, пора на обед. Едем в поселок Висим. Здесь и останемся до конца экскурсии. Здесь побываем в двух музеях и совершим ещё одно восхождение на гору, уже своим ходом, без подъемников.

А пока ныряем в соседнюю от нашего обеденного кафе-места дверь. Нас приманил запах свежеиспеченного хлеба. Чуть не соблазняемся солеными груздями и копченой рыбой. Но вовремя себя останавливаем: достаточно душистого хлеба и мороженого, которого в городе почему-то давно не встречали. После обеда не по закону Архимеда: полагается не поспать, а прогуляться.

Путь наш краткий лежит до приходской школы, где учился восьмилетний Дима Мамин еще-не-Сибиряк, потом до литературно-мемориального музея имени Мамина теперь-уже-Сибиряка.

Первым делом в школу. Самый настоящий класс-музей. Усаживаемся на лавки за длинные столы. Тогда, 150 лет назад, привычных нам парт в помине не было. Они появятся позже: в конце девятнадцатого века. А пока столы — одинаковые, многим не по росту. Задумывался ли кто-то о здоровье мальчишеских спин? Вряд ли.

Да и о душевном комфорте учащихся едва ли заботились, стегая их розгами, лупя по пальцам линейками. Быть может, Наркис Матвеевич, отец будущего писателя, тоже школьный учитель, не был так суров с учениками? Хочется в это верить!

Восемь лет он преподавал, не получая жалования за свой труд.

– На что жил? – спрашиваем мы.

– На пожертвования прихожан, как принято было тогда в церковной среде, – поясняет нам музейная сотрудница.

Дмитрий Наркисович, который тоже недолгое время учительствовал в той же школе, был к ученикам добр, голоса не повышал, розгу в руки не брал. Повезло каким-то мальчишкам!

Девочки, как вы знаете, тогда уроков не посещали. Их уделом считался домашний очаг, продолжение рода, быт. Анна, супруга Дмитрия Наркисовича, открыла класс для девочек. Учила их рукоделию: шить, вязать, ткать. Но недолго эта задумка прожила. Неохотно допускали родители своих дочерей до ученья любого.

Мы же знания поглощать готовы. На столах перед нами лежат учебники, завернутые в пленку. Математика, зоология, ботаника… Этим книгам под сто семьдесят лет. Те, что не в пленке, можно открыть.

Источник фото

Прикасаюсь к краешку листа. Бумага шершавая, но плотная. Нет ощущения, будто вот-вот рассыплется под пальцами. Текст выведен четкой мелкой каллиграфией. Те, кто видит, вслух зачитывает своим незрячим спутникам формулы, строки, даже арифметические задачи в стихотворной форме.

Дима Мамин пошел в школу по тем меркам рано, в восемь лет, уже умея читать и писать. Порой, особенно в зимние месяцы, дневного света не хватало. Из огромных окон под потолком не пробивалось ни лучика. Тогда ребята брали лучики дубовые или березовые — лучины.

Оказываются лучики и в наших руках. Гладкие, без единой занозинки, отпускать не хочется. В одной руке лучина, в другой — перо. Утиное или куриное у тех, кому роскошь недоступна; гусиное у ребят из зажиточных семей.

Зажженную лучину держать опасно. Этак и книгу можно подпалить, и собственную одежду. Потому ставят ребята свой «лучик» в светец: как подсвечник, только для лучины.

Теперь можно окунуть перо в чернильницу. Чернила густые. Сажа, смешанная со скипидаром или хвойной смолой. Их накануне заготавливал сам учитель. Чернильница тяжеёлая. Такую попробуй сдвинь, опрокинь!

А это что за баночка, похожая на солонку? Крышка испещрена крохотными отверстиями. Внутри песок. Ах, это песочница. Но, конечно, не для детских игр. Ее переворачивают, встряхивают. Песок сыплется на исписанный лист, вбирая лишнюю чернильную влагу. Потом нужно лист перевернуть, песок стряхнуть, и вот уже вторая сторона пригодна для свежих ученических упражнений.

У каждого мальчишки в кармане нож. Сейчас бы с такого возмутились родители, психологи, прочие неравнодушные. А в середине позапрошлого столетия без перочинного ножика никуда. Перо само себя не починит!

«Аспид треклятый!» Ругательство? Змея? А вот аспидные (грифельные) дощечки у всякого ученика должны быть. Бумага-то дорогая, на всех не напасешься. А так, написал на дощечке, наделал ошибок, стер — и снова пиши.

В школу с первого сентября? Сейчас, да. А в те времена — как получится. Если отец берет с собой на завод работать, не отвертишься, даже будучи десятилетним. Если дров надо наколоть, урожай убрать, поле вспахать, изволь помогать родителям, о школе забудь.

– Не хочу учиться! – канючит мальчуган. – Посидеть бы за компьютером, с друзьями мяч погонять…

– Смотри, как бы тятька на завод не погнал!

– А, уже не девятнадцатый век?

Или все-таки…

Из класса церковно-приходской школы перемещаемся в дом, куда Мамины приехали до рождения Мити. Сложно думать про Мамина-Сибиряка, знаменитого писателя, создавшего более трехсот произведений для детей и взрослых, как про Митю? Понимаю. Мне тоже.

Но вот их с братом кровати, вот кабинет отца, вот печка, которую до сих пор иногда топят. Обходим шесть комнат просторного уютного дома. Узнаем больше о поселке, коему в этом году исполняется триста шесть лет. Узнаем больше и о Дмитрии Наркисовиче, о том, каким он был заботливым сыном. В каком бы краю ни находился, каждый воскресный вечер посвящал написанию весточки Маме.

Да, Мама в его письмах с большой буквы. Так велико сыновнее почтение к ней.

А каждый месяц денежный перевод. Пятьдесят рублей; немало по тем временам. И снова адресат — Мама.

О том, что писатель один растил дочку Елену, как бы многие сейчас сказали, «особого ребенка», вы наверняка слышали. Елена или, как ласково называл ее отец, Аленушка, прожила только двадцать два года. Она не могла ходить, но рисовала все, что могла воспринять в окружающем мире.

– С чего начать читать Мамина-Сибиряка, – спросила я, покидая уютный дом-музей.

– Начните со сказок, не прогадаете. Даже взрослому человеку «Аленушкины сказки» придутся по душе. Или с рассказа «Хлеб», — получила я добрый совет.

Дождь утих. Отправляемся покорять очередную вершину: гору Шихан, высота четыреста десять метров. Подъем не крутой, не сложный. Изредка под ногами путаются упрямые камни. Быть может, хотят, чтобы ими поиграли в футбол? Обходим их. Пусть себе лежат, природой любуются.

Ищем тропинку, которая приведет нас к особенно красивым видам или к заветному камню, якобы как-то связанному с именем Мамина-Сибиряка.

Поднимаемся все выше, но впереди лишь заросли. Нет, углубляться в лесную чащу мы явно не желаем. Разворачиваемся, возвращаемся к автобусу. Горы любят выносливых, дарят приятную усталость.

Держим путь к Музею ремесел и быта. Прежде чем опять окунуться в атмосферу позапрошлого столетия, попадаем в небольшое помещение, уставленное чучелами животных, увешанное рогами и макетами рыб.

Это Висимский биосферный музей. Здесь проводим не больше пяти минут. Прикасаться нельзя практически ни к чему. Зато можно послушать рассказ о том, как вести себя, если встретишь лося.

Ведешь автомобиль, а на дороге лось? Объезжай его сзади. Ни в коем случае не спереди.

Встретилась в лесу лосиха? Не беги. Догонит и затопчет насмерть. Прячься, замри. Не пытайся покормить лося. Одно неловкое, резкое движение, — начнет больно пинаться. Лосиный пинок пробивает грудную клетку медведя.

Испугались?

Не бойтесь. Просто оставьте для лосей брикет соли. На солененькое их тянет. Вот почему они на дорогу выходят — полизать соленые реагенты. А еще лоси веками ходят одними и теми же тропами. А тут у них на пути мы со своей «цивилизацией».

Один шаг. Перемещаемся словно на машине времени в прошлое, в Музей ремесел и быта. Многое за стеклом, но и для тактильного ознакомления кое-что найдется.

Санки. Возможно, на них катался маленький Митя Мамин.

Терка. Полтора века ей, а она по-прежнему очень острая. Осторожно, не пораньтесь!

Обережная ложка с крючком-подставкой. Охраняет сидящих за столом во время трапезы.

Люлька, печка, тарелки, на которых будто бы ощущается узор, хотя на самом деле это неровности материала.

Берестяной туесок, в котором полсуток не портятся продукты, не остывает чай, не нагревается ручьевая вода. Первый холодильник, разве нет?

Глубокая посудина для холодца. Кажется, эта семья его обожала!

Острая указка.

Коромысло, огромная лопата, чтобы пироги да хлебы из печи доставать. Чего здесь только нет!

Еще шаг. Мы в интерактивной избе. Экспонаты в ней служители музея стремятся сделать доступными для самых разных посетителей. На граммофоне крутится пластинка. Напевно звучит колыбельная. На большом телеэкране сцены из крестьянского быта.

Занимаем места на скамейках и погружаемся в эпоху, в которой родиться и жить мне, если честно, не хотелось бы.

Ты пятилетняя девочка. Ждешь на день рождения куклу. Не удивляйся, если вместо заветной игрушки подарят тебе маленький валек с рисунком нераскрывшихся бутонов.

Забавляйся с ним, привыкай к тому, что скоро тебе вручат валек побольше, и пойдешь ты с ним на реку, белье стирать.

Вместо мыла — щелочная пена. Вместо сушки и глажения — отбивание скалкой и рубель: утюг с ребристой подошвой.

Думали, фамилия Рублев произошла от денежной валюты? Нет, от утюга. Но не расстраивайтесь, лучше удивляйтесь!

Вот ты, давно не пятилетняя девочка, выходишь замуж. Но ты еще очень юна. Тебе тринадцать-четырнадцать. Может, чуть больше, если семья твоя достаточно богата и не спешит избавляться от «лишнего рта».

Валек твой — да не муж Валентин, а приспособление для стирки — теперь украшен распустившимися розами. Ты родила детишек: чем больше, тем лучше, ибо рабочие руки нужны.

И вот, сидите вы (ты, супруг твой, дети мал-мала меньше) за столом, трапезничаете. Помолиться перед едой не забыли. На середину стола ты ставишь чашу со съестным. Блюдо одно, никаких разносолов и «Ма-а-ам, я это не буду! Опять макароны с котлетой!»

У каждого своя ложка. К чаше по очереди тянутся: сначала супруг твой. Как же — главный работник, большак. Потом старший сын. Вон как вымахал, на завод с отцом ходит. А ты же помнишь, что ему только десять?

Потом младший сын. Ему четыре, но он уже сидит отдельно за столом, там, куда тятя определил. А у тебя на коленях малышка-дочка. Пора ей в чашу ложку окунуть. А потом твоя очередь. Да, ты черпаешь последней.

Ну как, досталось что-нибудь?

Не наелась. А на перекус времени не будет. Пойдешь заниматься хозяйством, потом понесешь супругу в поле свежего хлеба ломоть.

Пройдет дюжина лет. Твоя дочка подрастет. И станете вы с главой семьи думать, как ее замуж выдать. Будут в ваш дом приходить, свататься, испытывать девку твою.

Зачем так грубо о девушке?

Ну, ты же читала, помним, все эти неуместные сейчас «девки» да «бабы»…

Все эти сцены — трапеза, полоскание и глажение белья, поиск невесты и сватовство — разворачиваются перед нами. Да что там: мы сами в них участвуем. Не забываем: изба-то у нас интерактивная, а значит, здесь можно и нужно играть, вживаться в роли, прикасаясь к минувшему.

Но пора возвращаться в наше время, где есть большой теплый автобус, уже готовый отвезти нас обратно, в Екатеринбург.

Довольные, рассаживаемся, пристегиваемся. Кто-то сразу начинает дремать, кто-то общается, кого-то увлек мир, заключенный в прямоугольник смартфона.

Я из числа последних. Компанию мне составляет Дэнки Кавамура с книгой «Если все кошки в мире исчезнут».

А за окном опять дождь.

От Мамина до Сибиряка. Путешествуем по Свердловской области

Об авторах

Хотите получать рассылку «Особый взгляд»?