5 декабря 2017 года Волгоградский музыкально-драматический казачий театр устроил специальный показ нового мюзикла по пьесе испанца Антонио Буэро Вальехо «В пылающей тьме» для незрячей публики. Ни один профессиональный театр в городе таких акций раньше не проводил. В России мюзиклы с тифлокомментарием вообще редкая практика. В тот вечер одну из главных ролей исполнила незрячая актриса Анастасия Рыбушкина, впервые вышедшая на профессиональную сцену. Сейчас она признается, что незрячим и слабовидящим людям от этой акции нужно было нечто другое.
Пьеса Вальехо, впервые поставленная в 1950 году, рассказывает о пансионе для слепорожденных подростков. Они вполне счастливы — до тех пор, пока в колледже не появляется новый студент, который не желает мириться со своей инвалидностью. Новичок намерен открыть остальным то, что представляется ему горькой правдой. Естественно, слепоту в пьесе не нужно понимать буквально — об этом говорит и постановщик волгоградского спектакля, главный режиссер театра Владимир Тихонравов. «Это текст об известной проблеме: кто-то считает: надо что-то менять, а кто-то — что и так все хорошо», — рассуждает режиссер. «Это надо рассматривать как аллегорию, а не как историю о настоящих слепорожденных», — вторит ему Анастасия Рыбушкина. Актриса сомневается, что Вальехо хоть немного представлял себе жизнь реальных незрячих людей. По ее словам, автор выдает себя в первой же ремарке: «По героям незаметно, что они не видят. Так не бывает, по слепым от рождения людям это всегда ясно. Даже когда они знают пространство на сто процентов, они не могут быстро ходить. Потом, они не смотрят в одну точку, потому что не могут фокусировать взгляд».
Рыбушкина руководит особым театром «Пламя» при Волгоградской молодежной организации незрячих людей, которая тоже называется «Пламя». Любительский театр-студия работает с 2005 года. Премьеры обычно выходят под Новый год. Как правило, их показывают в местном отделении Всероссийского общества слепых, но иногда театр выезжает на гастроли — так, после первой постановки, рассказывавшей о вреде наркотиков, на студию вышел Госнаркоконтроль с предложением сыграть спектакль в колонии для несовершеннолетних. «Пламя» в основном живет на чистом энтузиазме: по словам Анастасии, студия выигрывала гранты только дважды — оба раза деньги шли на аппаратуру и декорации.
В спектакле Казачьего театра студийцы изначально выступали консультантами: команде хотелось больше узнать о том, как ведут себя настоящие незрячие люди. Потом троим артистам-любителям, консультировавшим труппу, предложили самим поучаствовать в постановке; двое отсеялись, осталась только Рыбушкина. «Меня спросили, кого я хочу играть, и я сразу выбрала одну из главных ролей, — вспоминает актриса. — Я реально смотрю на вещи: это первый и последний раз, когда я выхожу на профессиональную сцену. Подумала, надо брать побольше».
Режиссеру Тихонравову и раньше приходилось работать с актерами-любителями с разными инвалидностями, в том числе с нарушением зрения. «Незрячие люди — особенные, — говорит постановщик. — У них совершенно другое восприятие мира. Оно бывает весьма небанальным, оригинальным, интересным. Там такая интуиция, такой стержень! Общение с ними заставляет тебя меняться». По словам Тихонравова, участие незрячих артистов в спектаклях важно и для зрячих зрителей тоже: «Сегодня у людей есть потребность быть ближе друг к другу. Мы хотим больше знать о себе подобных».
Актер Казачьего театра Вадим Мирошников, написавший музыку к спектаклю и сыгравший в нем одну из главных ролей, рассказывает, что работа с Рыбушкиной стала для него ценным опытом. «Это очень важно — чтобы мы соприкасались, учились воспринимать мир по-другому. Незрячие люди — очень чуткие. Наше восприятие — более упрощенное. Когда с ней [Анастасией] общаешься — понимаешь, что она тебя прекрасно видит. Очень тонко различает интонацию и поэтому сама на сцене четко передает тревогу, печаль, внутреннюю тоску. Она своим примером показывала, что спокойно может делать то же, что и мы. Я не знаю, кто и где решил, что незрячий человек не может быть артистом. У всех должна быть возможность выйти на сцену».
Фото: Andrey Lazarev, unsplash.com
Тифлокомментарий: на снимке — в неоновом синем свете — кисти рук. Ладонь одной руки энергично раскрыта и направлена вперед, на другой руке указательный палец загнут к центру ладони, остальные широко расставлены.
В театре не сразу поняли, как работать с незрячей актрисой. «Я отказывалась, чтобы мне помогали, сама изучала сцену, — рассказывает Анастасия. — Был курьезный случай: я приехала на репетицию, а у них с предыдущего спектакля остались кулисы с двух сторон, и я их посчитала. На следующую репетицию приезжаю — кулис нет. Репетиция пошла. Меня спрашивают: „А что ты не идешь?“. — „Мне нужны кулисы. Кулисы тут же были“. — „Не было кулис!“. Я им доказываю, что были. Они вспоминают, что это с предыдущего спектакля осталось. А для меня это важно, я ориентиры искала. Потом они поняли, стали выставлять ориентиры».
Входить в уже готовую постановку было непросто еще и потому, что режиссура и сценография не были рассчитаны на незрячих исполнителей. «Когда мы начинали работать, хотели использовать контрастный свет, но в итоге спектакль идет в полумраке, — говорит артистка. — У меня зрения практически нет, я вижу отдельными силуэтами, мне было очень трудно играть в полумраке. Но менять из-за меня спектакль никто не собирался, да я и сама не хотела — картинка была бы другая».
Артисты Казачьего театра оставили у Рыбушкиной приятное впечатление. «Актеры в большинстве своем меня поддерживали, — вспоминает Анастасия. — Мне кажется, этот опыт — больше для них, чем для меня. Хотя на недавней встрече они сказали, что с нами сложно работать, с незрячими. Они очень боялись, что я во что-нибудь врежусь — но я сама этого боюсь, поэтому ходила осторожно, а если ускорялась, значит, точно знала, что там нет препятствий».
И все же Анастасия считает, что своим участием в спектакле могла бы больше донести до незрячих людей, если бы театр пошел ей навстречу. «Выходить, как кукла, что-то говорить мне было неинтересно. Сам факт, что незрячий человек выходит на профессиональную сцену, слабовидящим и незрячим людям ничего не даст. Нашим нужно показать, какие есть возможности у людей с инвалидностью по зрению. Может, я много чего хочу, но, мне кажется, это можно сделать красиво. Они переживали, что я это не смогу, то не смогу — и многое мне не дали сделать. Был разговор о танцах, но в конце концов это убрали. А ведь незрячие люди танцуют! Есть контактные танцы, где партнеры не отрываются друг от друга».
Для актрисы главной проблемой был недостаток времени: например, она не успела подготовить танцевальный номер, который так хотела показать. «Мне говорили, что танец ставить слишком долго. А театр очень занят. У меня было всего шесть репетиций, а это двухчасовой спектакль. Правда, было много занятий по вокалу, мне ставили голос. У нас была тифлокомментатор, женщина, это же был первый в России мюзикл с тифлокомментированием. Я с ней созванивались и репетировала дома по телефону, потому что выучить все за шесть репетиций было нереально. Вот в Питере была постановка с неслышащими артистами на профессиональной сцене — так они полтора года к этому готовились!».
