Доктор психологических наук, автор научных работ, лектор, единственный в мире слепоглухой профессор Александр Васильевич Суворов рассказал Елене Федосеевой о своем участии в знаменитом «Загорском эксперименте» и поделился опытом самостоятельной жизни и общения со зрячеслышащими людьми.
— В чем заключалась основная цель «Загорского эксперимента», и этично ли называть экспериментом действия, связанные с людьми?
— Называть «экспериментом» только процесс обучения четверки слепоглухих в университете было бы неверно. Если и пользоваться этим словом, то применять его надо ко всему учебно-воспитательному процессу, происходившему в Загорском детском доме, и ко всем его воспитанникам, а там и слепоглухорожденные дети, и слабовидящие-глухие, и слабослышащие-слепые. Все они, учащиеся детдома с разными возможностями зрения и слуха, были участниками «Загорского эксперимента». Этим экспериментом хотели доказать, что таких детей можно обучать. И то, что сегодня происходит в Сергиево-Посадском детском доме (Сергиево-Посадский дом-интернат слепоглухих для детей и молодых инвалидов — ред.), основано на доказанном факте и стало рутиной. Сегодня это уже не эксперимент, а рутинная воспитательная работа.
Обывательское отношение к термину «эксперимент» тут неприменимо. Человек, разумеется, не подопытный кролик, однако эксперименты в психологии возможны самые разные. Лев Семенович Выготский — основоположник культурно-исторической теории развития психики и личности, которую использовали в работе Мещеряков и Давыдов, — разработал понятие «формирующего эксперимента» (во время которого исследователи изучают влияние педагогических действий на развитие психических возможностей испытуемых — ред.) Нередко в разговорах об этом, в том числе о «Загорском эксперименте», подтасовывается обывательское отношение к самому слову «эксперимент», благодаря чему появляется мысль, что к человеку относятся, как к подопытному кролику. Если понимать, что речь идет о формировании личности под воздействием процесса обучения, что на самом деле происходит в каждом детском саду, человек не может рассматриваться как подопытный материал. В любом научном исследовании есть экспериментальная часть, в которой автор анализирует практическую работу.
«Загорский эксперимент» был, действительно, экспериментом психолого-педагогическим, формирующим, и ничего плохого и безнравственного в этом нет. Люди искали способы обучения слепоглухих детей как практическое доказательство того, что их можно обучать, что они не клинические идиоты, а люди с сохранным интеллектом.
На фото: Александр Суворов в молодости.
Тифлокомментарий: старая черно-белая фотография с небольшими дефектами пленки. За столом сидит молодой человек, брюнет в крупных темных очках. Это Александр Суровов. На нем белая с коротким рукавом рубашка с ромбовидным узором. Перед ним стоит механическое устройство, похожее на печатную машинку. Александр сидит вполоборота, повернувшись к женщине средних лет, которая держит его за правую руку и как будто пишет что-то пальцем на его ладони. За ее спиной двое мальчишек. Один — помладше — с интересом наблюдает за процессом, другой — в клетчатой рубашке — смотрит прямо на нас. Сама женщина крупная, с модной для 70-х укладкой с крупными локонами. На женщине платье с цветочным рисунком, коротким рукавом и квадратным вырезом. Через левую руку перекинуты две сумки.
— Завершив обучение в Загорском детском доме, вы стали одним из четырех слепоглухих студентов МГУ. Как был организован ваш процесс получения образования в университете?
— Сначала наше обучение в университете пытались сделать инклюзивным: сопровождающие водили нас на занятия, переводили семинары при помощи дактильной азбуки. Но совсем скоро стало понятно: если мы будем продолжать учиться таким образом, то провалим зимнюю сессию. Нашу группу слепоглухих отделили от общего потока студентов и начали проводить занятия в отдельном классе школы для глухих. Лекции нам записывали при помощи портативных магнитофонов, которые в то время весили около 3 кг. Расшифровывать и переписывать фонограммы на Брайле нам помогали за небольшую плату слепые студенты. Некоторые преподаватели сами предоставляли свои рукописи для переписки шрифтом Брайля так, чтобы мы могли их самостоятельно читать.
Университет выделял нам 2000 рублей в год на перепечатку материалов шрифтом Брайля. Перепечатка одного листа стоила 20 копеек, таким образом, в год мы могли получать 10 000 листов брайлевского текста. Этого нам было достаточно.
Кроме того, мы имели возможность пользоваться телетактором — устройством, сочетающим в себе несколько брайлевских строк с брайлевскими клавиатурами над каждой и обычную клавиатуру плоскопечатной пишущей машинки. Оно позволяло преподавателям общаться с группой слепоглухих людей: преподаватель печатал текст, и он появлялся у нас под пальцами в виде брайлевских букв. В моей книге «Встреча вселенных, или Слепоглухие пришельцы в мире зрячеслышащих» (Москва, «Эксмо», 2017) есть подробное описание телетакторов разных поколений. Современный компьютер с несколькими подключенными дисплеями Брайля похож на телетактор, который мы использовали во время обучения. Загорский детский дом отдал нам старый легкий телетактор, который мы брали в высотное здание университета на зимние и летние сессии, а новый, специально заказанный для нас лабораторией Мещерякова, был очень тяжелый и постоянно стоял в комнате, где мы занимались.
Обучали нас отдельно, а экзамены мы сдавали вместе со всеми в университете: брали билеты, нам их читали, мы обдумывали ответ и сообщали о своей готовности отвечать. Экзаменатор начинал слушать и, если понимал, что мы хорошо знаем материал, просил зачетку и выставлял оценку (у меня были «пятерки» и «четверки»). Отвечали мы голосом, у каждого из нас речь была разборчива, но на разном уровне. Я слышал до девяти лет, и речь была хорошо понятна. Юре Лернеру речь ставили, и она казалась механической. Наталья Корнеева тоже говорила своеобразно, но ее речь можно было понять. Сергею Сироткину речь ставили в детстве, обычно она была не очень разборчива, но во время публичных выступлений он говорил четко.
Была у нас и проблема с жильем: в студенческое общежитие нас не взяли. Юра Лернер и Сергей Сироткин были москвичами, а мы с Наташей — иногородними, и нам было остро необходимо где-то жить. В общежитие нас прописали фиктивно, с условием что реально мы там жить не будем, и поселили в экспериментальной школе для глухих. Там нам выделили комнату, где днем мы занимались, а ночью спали на раскладушках. На выходные Лернер и Сироткин уезжали домой, а мы с Наташей оставались с воспитателями. Школа была городская: на выходные учеников распускали, столовая не работала, и мы ели то, что нам готовили заранее. На время школьных каникул и майских праздников нас отвозили в Загорский детский дом, а через некоторое время наш куратор Людмила Филипповна Обухова добилась того, чтобы на этот период нам предоставляли путевки в студенческий профилакторий в высотном здании университета. Там я научился ездить на лифте.
На фото: Эвальд Ильенков (в центре) и слепоглухие студенты Александр Суворов и Наталья Корнеева.
Тифлокомментарий: старая черно-белая фотография. За столом в комнате вполоборота сидят трое. Все они смотрят в одну сторону, словно внимательно слушают невидимого говорящего. На переднем плане молодой человек в светлой рубашке. У него уверенный вид, прямой взгляд. Рядом худой мужчина средних лет в темной рубашке и очках в тонкой оправе. Слушает внимательно, как будто оценивает услышанное. Его соседка – миловидная темноволосая молодая женщина с тщательной укладкой. Выглядит заинтересованной. На ней платье без выреза с коротким рукавом, на шее нитка бус. На столе стоит стеклянная бутылка с этикеткой.
— Во время обучения в университете у каждого из вас были помощники. Какую именно помощь они оказывали, и кто оплачивал их труд?
— Как только началось обучение, московское городское правление Общества слепых предоставило субсидию в размере 90 рублей каждому на оплату работы помощников. Их нашли среди студентов вечернего отделения психфака. Они сопровождали нас, переводили лекции и семинары при помощи дактильной азбуки, перепечатывали на брайлевской машинке учебные материалы. На перепечатку материалов университет выделял денежную субсидию.
У нас с Сироткиным был один постоянный помощник на двоих, он быстро и хорошо перепечатывал материалы, и мы оплачивали его труд из двух субсидий. Помощники Лернера и Наташи менялись. Мы самостоятельно считали часы, в течение которых нас сопровождали помощники, и количество листов, которые они перепечатывали. Один час сопровождения и перевода стоил 53-54 копейки, за тот же час можно было напечатать семь листов по 20 копеек каждый, а студенческая стипендия в то время была около 40 рублей.
На фото: участники «Загорского эксперимента».
Тифлокомментарий: групповая черно-белая студийная фотография. Шесть человек. Одежда и стрижки характерны для эпохи 70-х. Четверо сидят, слева направо: миниатюрная девушка погружена в себя, выглядит умиротворенной; молодой человек с устремленным вниз взглядом, сосредоточен; мужчина средних лет единственный из всех смотрит прямо на нас, взгляд уверенный, торжественный; рядом с ним девушка с легкой улыбкой на губах. Во втором ряду стоят двое: молодая шатенка чуть улыбается, молодой человек рядом с ней выглядит настойчивым и упрямым.
— Как складывалась ваша коммуникация с миром зрячеслышащих людей, и почему вы не используете в общении жестовый язык?
— Для общения мне всегда было достаточно дактилологии, а примерно с 20 лет я стал активно практиковать письмо на ладони. В университетские времена и позже в доме-новостройке, желая позвонить по телефону, я самостоятельно доходил до телефонной будки и просил тех, кто ждал очереди, перевести мне слова собеседников. Телефонные номера я набирал самостоятельно и в трубку абонентам тоже говорил сам. Я всегда с людьми разговаривал голосом, а они, если не знали дактильной азбуки, писали мне на ладони.
Я словесник — слепоглухой человек, имевший прежде слух и привыкший пользоваться речью. Основной средой моего общения всегда были слышащие люди. Я не владею жестовым языком потому, что мне не с кем было его тренировать. Вообще жестовый язык подходит для быта, но, по мнению Мещерякова и Ильенкова, произведения Достоевского и Толстого, философские трактаты, психологическую литературу на жестовый язык не переведешь, и это для него приговор. Для нормального духовного развития человека необходим словесный язык.
— Вы всегда стремились к самостоятельности в быту, передвигались без сопровождения, решали бытовые задачи любой сложности. Насколько важно слепоглухому человеку быть независимым и как научиться самостоятельности?
— Самостоятельно передвигаться и решать бытовые вопросы теоретически способен каждый слепоглухой человек, но практически этого не происходит. Чтобы стать самостоятельным, надо научиться доверять людям. Проблема в том, что слепоглухие люди боятся незнакомых, не доверяют им и поэтому не могут самостоятельно передвигаться. Я всегда доверялся незнакомым и благодаря этому в любое время ходил в нужные мне места. Однажды поздним вечером я один забрался в лесопарк «Лосиный остров» — мне хотелось встретить там полночь, хотелось экзотики.
Сейчас я редко передвигаюсь в одиночку, но раньше, когда я ходил с тростью и у меня не кружилась голова, везде перемещался сам. При помощи карточки с алфавитом (карточка с буквами шрифта Брайля, которым соответствуют изображенные рядом буквы русского алфавита) часто задавал прохожим вопросы, привлекая их внимание пронзительным звуком свистка. Однозначно, слепоглухой человек может жить один, но при этом [он должен] не стесняться обращаться за помощью к соседям, продавцам, прохожим.
— Вы считаете, что общение между слепоглухими и зрячеслышащими людьми важно. Как лично вы относитесь к инклюзивному образованию?
— К инклюзии я отношусь очень осторожно: некоторые инвалиды могут учиться в массовой школе, большинство — нет, и для них нужны коррекционные образовательные учреждения. В детдоме учился мальчик Денис с остаточным зрением, во время обучения он ослеп, и родители на полгода забрали его домой оплакивать заживо. А когда он поехал в обычный пионерский лагерь, произошла неприятная ситуация. Денис из-за слепоты и неправильной позиции родителей считал себя несправедливо обиженным и был готов мстить всем. В лагере к нему подошел малыш, чтобы пообщаться. Денис поймал его и попытался пальцами выдавить глаз. Отец успел подбежать и спасти ребенка. В данном случае совместная (инклюзивная - ред.) педагогика не учла, что защищать нужно не только слепоглухих детей от зрячеслышащих, но и зрячеслышащих — от слепоглухих. Важно, чтобы и общение, и обучение детей с инвалидностью и без было организовано и контролируемо.
Учиться общаться надо, и начинать это делать можно в любом возрасте. Я уже много лет сотрудничаю с РООИ «Детский орден милосердия» — организацией, членов которой объединяет взаимная человечность, милосердие, открытость к общению. В рамках программы ордена проводятся занятия и встречи, в которых я давно принимаю участие, в том числе провожу уроки доброты в детских лагерях. На них дети узнают о слепоглухоте, учатся разным способам общения и задают любые вопросы.
На фото Александр Суворов
Тифлокомментарий: черно-белая горизонтальная фотография. Осень. Аллея городского парка. На массивной деревянной скамейке сидит мужчина средних лет плотного телосложения. Его взгляд устремлен вверх, руки сложены на коленях, рядом приставлена белая трость. Одет в свитер с геометрическим орнаментом и плотный жилет со множеством карманов, темные классические брюки и ботинки. Очень короткая стрижка, лоб открыт, черты лица крупные, прямой нос, низкие надбровные дуги, волевой подбородок. На заднем плане видны голые стволы деревьев, земля усыпана осенней листвой.
— С появлением фонда «Со-единение» жизнь слепоглухих людей заметно изменилась к лучшему. Какие проблемы все же остаются наиболее актуальными? Как вы видите дальнейшее развитие отношения общества к слепоглухим людям?
— По-прежнему остро стоит проблема трудоустройства слепоглухих людей. Раньше все было налажено: инвалиды работали на предприятиях ВОС и ВОГ, в том числе на дому, но сейчас такой работы нет и приходится заново создавать рабочие места, искать доступные профессии. Это тоже пространство для экспериментирования, и ничего плохого в этом нет. Слепоглухие люди могут быть специалистами в самых разных областях. Каждый слепоглухой может найти для себя дело, исходя из своих возможностей, интересов и мотиваций. Многие знают уникального слепоглухого специалиста в области компьютерных и мобильных технологий Сергея Флейтина, и слепоглухую писательницу и актрису Ирину Поволоцкую, и слепоглухого скульптора Александра Сильянова.
Вообще с появлением фонда «Со-единение» в нашей жизни произошла революция. Слепоглухие люди даже не подозревали о существовании возможностей, которые создал фонд. Он реализовал один из самых лучших видов инклюзии — инклюзивный театр, благодаря которому общество повернулось лицом к слепоглухим людям. Фонд начал всероссийскую перепись слепоглухих и продолжает ее до сих пор. Общество стало знать о существовании слепоглухих людей. В советское время знали о четырех слепоглухих героях, но никто не ожидал встретить на улице слепоглухого человека, а теперь многие готовы к такой встрече. До открытия фонда мы были рады тому, что детдом как-то продолжает выживать. Слепоглухие были без работы, жили в домах престарелых. А сейчас в разных регионах России открываются новые досуговые и ресурсные центры. Это хорошо, и я уверен, что жизнь слепоглухих людей с каждым годом будет становиться лучше.
«Загорский эксперимент» заключался в обучении слепоглухих детей в Загорском (ныне Сергиево-Посадском) доме-интернате, его вершиной стала попытка обучения в высшем учебном заведении — на факультете психологии МГУ — четверых слепоглухих молодых людей, предпринятая в 1970-х годах в СССР. «Загорский эксперимент» должен был доказать, что люди с потерей слуха и зрения могут учиться, а некоторые — пройти программу высшего образования наравне со зрячеслышащими студентами.
Руководителем эксперимента был заведующий лабораторией имени профессора И. А. Соколянского, доктор психологических наук А. И. Мещеряков. Также активное участие в исследовании принимал философ Э. В. Ильенков, который утверждал, что для развития человеческой психики необходимо обучение человеческим способам владения предметами и развитие речи — тогда индивиду будут открыты все возможности интеллекта.
В МГУ учились четыре воспитанника Загорского интерната: Юрий Лернер, Сергей Сироткин, Наталья Корнеева и Александр Суворов. Все они прошли обучение за шесть лет — на год позже, чем обычные студенты. После окончания университета Лернер работал в НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР, Сироткин защитил кандидатскую работу по философии и стал председателем постоянной Комиссии по деятельности слепоглухих при Европейском союзе слепых, Суворов стал доктором психологических наук и профессором кафедры педагогической антропологии университета Российской академии образования, а позже — ведущим научным сотрудником Московского государственного психолого-педагогического университета (МГППУ), а Корнеева была научным сотрудником в Психологическом институте РАО и воспитала двух зрячеслышащих дочерей.