«Альцина» — третья опера, написанная Генделем на один из сюжетов поэмы Людовико Ариосто «Неистовый Роланд». Произведение это славится богатством и извилистостью сюжетных линий. Сегодня оно в основном является предметом изучения профессионалов, для современников же Генделя входило в круг чтения любого светского человека. Имени автора либретто история не сохранила. Премьера состоялась в 1735 году, но после серии представлений опера была забыта на 190 лет и вновь поставлена уже в Лейпциге. Колумнист «Особого взгляда» Лариса Овцынова побывала на фестивальном показе оперы в Большом театре и делится своими впечатлениями о постановке и тифлокомментировании.
О премьере в Большом театре
«Альцина» на новой сцене Большого театра — премьера в постановке Кэти Митчелл, которая прошла в 2015 на фестивале Экс-ан-Прованс. До России она добралась только в прошлом году и обрушилась, как мощная, яркая, разнородная лавина. Музыку Генделя сложно не любить. Как любая барочная музыка, она радует узнаваемыми красотами, гармонией, составом инструментов. Когда ее слышу, думаю, что я слишком поздно родилась.
Дирижировал лично Андреа Маркон — клависинист и знаток музыки барокко. Поэтому звучание было отточенным. А вот действие на сцене происходило явно не в барочном стиле, хотя за рамки либретто не выходило.
Если отталкиваться от оригинала, то по «Альцине» можно проследить психологическое развитие общества. Увидеть, как открытия разума влияют на внутренний душевный и духовный мир. Хотя и внешние, утилитарные изменения она тоже отражает.
Об оригинальном либретто
Изначально сюжет «Альцины» сказочный со всеми присущими атрибутами: волшебницы-сестры Альцина и Моргана, подвластные им злые духи, волшебная палочка, волшебный перстень, щит и — чуть ли ни в центре внимания — волшебное зелье, источник волшебной силы сестер.
Практически сразу после премьеры начались попытки разгадать скрытый смысл оперы. Например, газета «Всемирный обозреватель» (Universal Spectator), основанная в том числе создателем «Робинзона Крузо» Даниэлем Дефо, опубликовала статью, в которой смысл сочинения раскрывался следующим образом: «Характер красоты Альцины вкупе с ее непостоянством показывает скоротечность всех земных удовольствий, которые исчезают, едва будучи приобретенными».
В финале же любовь и верность, побеждают. Зло разрушено, все счастливы.
О трактовке Кэти Митчелл
В постановке Кэти Митчелл финал остается неизменным, но путь к цели становится совсем другим. Куда там волшебству? Его оставили для детей. Человечество повзрослело. А стало ли ему от этого лучше — один из главных вопросов, на который пытается ответить спектакль.
У Кэти Митчелл Альцина становится аллегорией неограниченной власти, и ничем хорошим это не кончится. Налицо одни из главных атрибутов современности — секс, насилие и оружие. Они наполняют пространство оперы с первых минут.
Брадаманта — невеста возлюбленного Альцины Руджеро — врывается в покои сестер вместе со своим наставником, переодевшись в одежду своего брата Риччардо. Оба похожи на гангстеров и с пистолетами наголо. Моргана влюбляется в юного налетчика с первого взгляда, как будто ждала такого героя. А ведь у нее вроде бы уже есть возлюбленный — начальник стражи Оронт. События развиваются по-театральному стремительно. Брадаманта-Риччардо притворяется, будто отвечает Моргане взаимностью, и насколько может, не выдав себя, пытается доставить ей сексуальное удовольствие, которого она требует.
Альцина с Руджеро ни в чем им не уступают и идут еще дальше, поскольку Руджеро не надо ничего скрывать. Все изображается откровенно, но при этом изящно и даже изысканно. Постановка балансирует на грани приличий, но ее не переходит — никаких обнаженных тел, но в то же время все прозрачно. Нет никаких сомнений, что происходит.
Фото: www.bolshoi.ru
Тифлокомментарий: цветная фотография. Сцена из спектакля. В центре будуара к столу-каталке привязана женщина в красном платье с мешком на голове. Над ней склоняется темноволосая девушка в черном со шприцем в руках. Другая девушка в черном держит голову героини, присев у изголовья каталки. Еще трое людей в черном стоят в комнате, вытянувшись по струнке. Слева две женщины направляют пистолеты на сидящего на стуле брюнета в бежевом костюме. В комнате стоят стеклянные ящики с чучелами животных.
Первоначальные сцены — только присказка. Далее в действие периодически вплетаются сексуальные игры уже садомазохистского характера со всеми типичными атрибутами: наручники, связанные руки или полностью привязанное к ложу тело, ну и, конечно, хлыст и плетка. Хотя, казалось бы, все уже усвоили уроки дедушки Фрейда и других господ психоаналитиков, которые гласят: любые извращения не появляются сами по себе. И мы понимаем, что если покопаться во внутреннем мире и детстве героев, то можно откопать психологическую травму, скорее всего, не одну.
Митчелл обнажает не столько исполнителей, сколько травмы героев. Заставляет их жалеть. Ясно, что во времена Генделя о таких глубинных изысканиях речи еще не было. Поэтому есть особое удовольствие в том, что все описанное происходит под изящную, слегка церемонную музыку эпохи барокко. Слова арий романтичные, слегка наивные, проникнутые какой-то целомудренной и по-оперному условной страстью.
На пользу условности работает и еще одна музыкальная деталь. Партия Руджеро была написана композитором для певца-кастрата с диапазоном голоса меццо-сопрано. В Большом театре ее исполняет контртенор Дэвид Хансен. Весь ансамбль солистов (контртенор Руджеро, сопрано Морганы — Анна Аглатова, тенор Оронта — Фабио Трумпи, сопрано Альцины — Хизер Энгебретсон, меццо-сопрано Брадаманты — Катарина Брадич) звучит очень красиво, иногда до замирания сердца. Свою ноту в это пиршество звуков вносит и детское сопрано мальчика Оберто (Богдан Нагай). Он ищет своего отца, не зная, что Альцина превратила того во льва.
И тут проявляется железная рука технического прогресса. Альцина времен Генделя превращает наскучивших или непокорных любовников в зверей, растения и камни с помощью духов и волшебной палочки. Альцина у Кэти Митчелл пользуется хитроумной машиной. В нее завозят на каталке человека, он проезжает по ленте — и с другого конца выдается чучело зверя или птицы. Так отца Оберто превратили в пуму, а Брадаманту — в птицу.
Все ближе развязка. Руджеро и Брадаманте мало самим бежать. Они хотят освободить всех жертв сестер, а в конечном итоге избавить мир от зла, завладевшего островом. Делают они это вполне в духе современного боевика: появляются полные сумки взрывателей, которые прикрепляют везде, где можно. Перед финалом зверскую машину заставляют проделать обратную работу.
Чары разрушаются — сестры теряют свою колдовскую силу. Альцина совершила ошибку — влюбилась по-настоящему. И теперь страдает от одиночества и утрачивает неуязвимость. В этот момент волей не волей вспоминается Снегурочка. Да, любовь — страшная сила и безумно притягательная.
О сценографии
Фото: www.bolshoi.ru
Тифлокомментарий: цветная фотография. Сцена разделена на пять комнат, расположенных на двух уровнях. На первом уровне барочный будуар, по бокам от него — серые тускло освещенные каморки. На кровати в центре будуара лежит девушка в длинном зеленом платье. От кровати отходит девушка в синем платье в пол с копной темных кудрявых волос. На втором уровне слева кабинет, в нем стеклянные ящики с чучелами животных. Двое мужчин в черных костюмах проходят из кабинета направо к накрытому полиэтиленом столику-каталке.
Художник-постановщик Хлоя Лэмфорд делит сценическое пространство на два этажа. На втором властвует зверская машина. На первом происходят не менее ужасные превращения. В центре находится роскошный будуар, где происходит основное действие. По бокам расположены малопривлекательные комнаты. Стоит только Альцине и Моргане выйти из будуара — и юные красавицы превращаются в старых ведьм. Предварительно сестрицы отпивают из бокала жидкости, которую наливают из колбы, занимающей почетное центральное место в помещении. Может, это чародейское зелье, а может, продукт научного эксперимента, ведь не один незаурядный ум пытался изобрести эликсир молодости и бессмертия. Возвращаясь же в будуар к любовникам, ведьмы вновь превращаются в молодых чаровниц. Но, когда любовь становится сильнее, напиток утрачивает свою силу, и тайное становится явным.
Сценический эффект мгновенного превращения осуществляется за счет наличия двойника у каждой из сестер. Молодые Альцина и Моргана — это певицы. Роли «старух» достались драматическим актрисам.
Об эволюции нравов
На сегодняшнего зрителя такая ситуация действует, как на кавалеров пушкинской поры действовала ножка, слегка показавшаяся из-под бального платья. В моменты любовных сцен зал пребывает в восторге: аплодисменты, крики браво и даже обмен эмоциями с соседями.
Однако сексуальность — неотъемлемая черта этой оперы во все времена. Гендель вставил в оперу танцевальную сюиту — балет приятных и кошмарных снов, в котором блистала до той поры любимица лондонской публики француженка Мари Салле. После премьеры «Альцины» ей пришлось продолжить карьеру в Париже. Причиной такого резкого охлаждения послужил наряд примы. Кроме трико, нижней юбочки да непонятного одеяния из тончайшего муслина, собранного складками, на ней ничего не было.
О тифлокомментировании
Минувший показ характеризовался еще одной особенностью. При поддержке Сбербанка спектакль сопровождался тифлокомментарием через приложение для смартфона «Искусство.Вслух», что позволило увидеть эту хитро сочиненную и захватывающую постановку незрячим зрителям.
«Искусство.Вслух» создали к первому фестивалю «Золотая маска» и там же опробовали, — рассказал «Особому взгляду» разработчик приложения и координатор проекта «Госфильм» Михаил Корнеев. — В данном случае используется подготовленный тифлокомментарий: текст пишут профессиональные тифлокомментаторы с привлечением консультантов из сферы театра или кино. Затем текст записывается профессиональным диктором, разбивается на фрагменты, загружается на сервер, находящийся в зале, и в нужное время подается оператором показа«. На спектаклях «Золотой маски» (а «Альцина» с тифлокомментированием шла в рамках фестиваля) за операторской кнопкой сидит сам Михаил.
Тифлокомментарий к опере звучит непривычно. Обычно в драматических спектаклях или кино описания вкладываются в паузы между репликами героев, когда на сцене или экране воцаряется тишина. Однако в опере нет пауз, музыка наполняет все пространство — и комментарий неизбежно на нее накладывается. Конечно, важные арии он не прерывает. Но тут в дело вступает перевод певческих партий, идущих на языке оригинала, который для зрячих людей транслируется в виде субтитров. Все это требует от оператора тифлокомментария колоссальной внимательности, а от зрителя — сосредоточенности, ведь звуковая информация поступает одновременно по нескольким каналам. Поначалу это непросто, но со временем удается адаптироваться.
Другие тексты Ларисы Оцвыновой читайте в ее колонке «Охота за впечатлениями».