Алексей Володин: «Инклюзию уже не остановить»

Прослушать публикацию
Тифлокомментарий: цветная фотография. Молодой человек в светлой рубашке и черном костюме сидит вполоборота и, улыбаясь, смотрит вперед. У него короткие каштановые волосы и широкие черты лица. Это Алексей Володин, директор Государственного музея - культурного центра «Интеграция».

«Интеграция» сейчас – это выставки и инклюзивные творческие студии, спортивные секции и проект «Люди IN», спектакли, концерты и бизнес-тренинги в темноте. На базе музея также работает городской методический центр по социокультурной интеграции людей с инвалидностью. Многие из этих программ появились за последние четыре года, под руководством Алексея Александровича Володина. В апреле 2017 года центр «Интеграция» объединили с государственным музеем Н.А. Островского «Преодоление». Новое учреждение стало называться «Государственный музей – культурный центр «Интеграция» имени Н.А.Островского». О том, чего достигла «Интеграция» за эти четыре года, узнала в беседе с Алексеем Володиным Полина Зотова.

– Как вы пришли к работе в этой сфере, что вас подтолкнуло?

– В 2014 году я играл в футбол в команде с глухими людьми. Так случайно сложилось, что среди них я один был слышащий. С одним из игроков мы начали общаться через WhatsApp, и я понял, что люди с инвалидностью – это не инопланетяне, с которыми нужно выстраивать сверхвзаимодействие. У них такие же увлечения, как и у меня, такие же смартфоны, с ними можно общаться – вот такой инсайт у меня тогда произошел.

Еще с общественной жизни я знал центр на Лазо в районе Перово. На базе этого центра в 2011 году я как лидер общественной молодежной организации встречался с Сергеем Семеновичем Собяниным, который тогда только вступил в должность. Мое первое выступление перед ним было о том, что подобные центры для людей с инвалидностью должны появляться во всех округах Москвы. Мыслей о том, что я когда-нибудь возглавлю этот центр, у меня тогда не было.

20 декабря 2014 года меня назначили директором в этот культурный центр. Центр был закрытый – там по сути были только люди с инвалидностью. И, хоть он и назывался «Интеграция», ни о какой интеграции не было и речи, потому что не было тех, кого нужно интегрировать, – людей без инвалидности. Ведь они больше всего боятся коммуникации. Я это на себе ощутил, когда этот барьер ушел.

Первый вопрос, которым я задался, – почему люди со всей Москвы съезжаются в этот центр? Играть в футбол можно во всех районах, для этого ничего особенного не нужно. Но здесь понимали, как с ними общаться. Если педагоги других центров поймут, что человеку, который не слышит, можно написать сообщение в WhatsApp или передать записку на бумажке, – то и ребята сразу потянутся. Очень мало просто сделать комфортную среду, пандусы, универсальный дизайн – нужно выстроить взаимодействие между людьми.

Тифлокомментарий: цветная фотография. Группа из пятнадцати человек стоит в большом зале. Мужчины и женщины смотрят вверх в камеру, улыбаются и машут руками. Они одеты в деловую одежду в черно-белый гамме. Впереди раскинув руки сидит на корточках мужчина-мим в полосатом черно-белом джемпере с гримом на лице. В группе есть двое мужчин и женщины в черных очках с белыми тростями.

– Когда вы пришли в уже сложившуюся структуру, какие задачи вы перед собой ставили как руководитель? С какими проблемами вы столкнулись?

– Это были два центра, которые не были связаны между собой ни идеологически, ни организационно (в 2014 году, еще до назначения нового директора, было принято решение объединить два московских культурных центра, ведущих работу с людьми с инвалидностью: «Центр досуга и творчества молодежи «Россия» на Лазо, 12 и «Городской социокультурный центр «Надежда» на Саянской, 6б – прим.ред.) Сотрудники были разъединены, и это были отчаявшиеся люди. Они вели работу самостоятельно, без должной поддержки, без какой-либо цели, без миссии. Два закрытых учреждения – и люди с потухшими глазами. Они были зациклены сами на себе и не понимали, как взаимодействовать с городом. На тот момент – в 2014-2015 годах – вообще не было никакого запроса на участие людей с инвалидностью в культурной жизни, культура никак не ассоциировала себя с инклюзией. Тогда было просто: если ты инвалид, значит, тебе в департамент соцзащиты. Мне пришлось выстраивать идеологию в команде, приводить сотрудников к пониманию того, что нам надо менять отношение в головах людей. Человек с инвалидностью не должен восприниматься как попрошайка, как тот, кому нужно утирать слюни и сопли. Люди с инвалидностью могут быть полезны и обществу, и своей семье, им нужно дать возможность для самореализации.

Важно, что мы вовремя почувствовали потребность людей с инвалидностью в общении с людьми без инвалидности. Мы поняли, что не нужно создавать закрытые группы для инвалидов по зрению, по слуху, с нарушением опорно-двигательного аппарата – наоборот, надо стараться делать совместные мероприятия.

– Какими были ваши первые инклюзивные проекты?

Самый первый резонансный проект, который нам удалось сделать, – это «Яблочный штрудель». В 2015 году мы организовали джаз-вечеринку на летней площадке культурного центра на Лазо: домашний яблочный штрудель, мороженое, хорошая музыка, фонарики. На вечеринку пришли красивые ребята на инвалидных колясках и медийные люди, которые смотрели на них и не понимали: вроде бы интересная тусовка, и тут рядом люди с инвалидностью, но они тоже общаются, они красиво одеты, могут себя подать, спортивные, накачанные, знают несколько языков, все девушки в коктейльных платьях.

В то же время мы решили системно развивать инклюзивные культурные центры и библиотеки. Мы провели первый анализ и выяснили, что люди с инвалидностью посещают лишь 60% учреждений, в которых создана доступная среда. Интересная цифра. Почему так? Ведь вроде бы создали все условия? Тогда мы начали спрашивать, кто вообще в учреждениях понимает, как работать с людьми с инвалидностью: не имеет сертификаты, а имеет знания и понимание того, как выстраивать работу. Всего четыре процента из всех этих учреждений ответили, что в штате есть сотрудники, которые либо уже проводят работу с людьми с инвалидностью, либо знают, как это делать.

Глобально встал вопрос подготовки персонала от охранников, гардеробщиков и администраторов до людей, которые преподают в студиях. Мы сразу решили, что не будем читать лекции и давать кипы методичек, а постараемся раскачать людей эмоционально – показать им, что люди с инвалидностью могут быть успешными и интересными. Так родился тренинг «Люди IN», в котором мы для себя определили три блока: работа по направлению людей с нарушением слуха, зрения и с поражением опорно-двигательного аппарата. Нам повезло познакомиться с Яниной Урусовой и Тобиасом Райзнером – именно они привезли в Москву проект Dialogue in the dark, «Диалог в темноте». Вместе с ними мы поняли, что хотим из этих трех блоков сделать практикум, задача которого будет эмоционально включить и замотивировать людей, чтобы на выходе им хотелось и дальше копаться в теме инклюзии и разбираться с кипой бумаг (в проект «Люди IN» входит практическое занятие по жестовому языку с Николаем Ивановым, интерактивная пантомима Сергея Синодова и погружение в абсолютную темноту под руководством незрячих ведущих проекта – прим.ред.)

Мы обучили в «Люди IN» уже более пяти тысяч человек из культурных центров и библиотек. Вслед за ними пошли запросы от РПЦ, МВД и работников ЖКХ. Расскажу для примера историю: был люк открыт рядом с культурным центром, и сотрудники, обслуживающие канализацию, поставили рядом с люком конус. Как слепой человек по конусу сориентируется? В итоге, благодаря тому, что слепые шли втроем, один провалился, но двое удержали. Этот случай побудил нас и дальше работать с сотрудниками ЖКХ, оказывать им консультационную поддержку.

Проект оценил Александр Владимирович Кибовский (руководитель департамента культуры города Москвы – прим.ред.) и предложил нам проводить методическую работу при департаменте культуры по интеграции людей с инвалидностью в культурную жизнь города. На самом деле в одной этой фразе – интеграция людей с инвалидностью в культурную жизнь города – все описано. А миссия наша звучит так: «Культура доступна каждому». Кибовский предложил музей Островского в качестве одной из территорий, где мы могли бы реализовывать наши проекты.

– Объединение произошло весной 2017 года. Как вам кажется, какое значение оно имело и для центра, и для музея?

– Быть музеем статусно. К тому же можно выстраивать работу как по линии просвещения, так по научному профилю, например, исследовать, что же такое случилось в советский период и в 90-е годы в России, из-за чего люди с инвалидностью долгое время были за такой чертой.

Плюс сама история, связанная с Николаем Островским. Роман «Как закалялась сталь» Островский дописывал уже ослепший. Второй роман «Рожденный бурей» он писал по трафарету в этом здании (музей создан на базе квартиры Н.А. Островского на Тверской улице, 14 – прим.ред.) Николай Островский, несмотря на свои недуги, вносил вклад в культуру и просвещение народа.

Тифлокомментарий: цветная фотография. Летний солнечный день. Девочка лет семи в белой футболке, серых лосинах и с сумочкой на длинном ремешке катит самокат. Вокруг нее кружатся мыльные пузыри и бумажные самолетики. На заднем плане на газоне стоят белые большие буквы: «Интеграция». Рядом с ними стойка с газетами.

– Имя Николая Островского носит и премия, учрежденная в музее к столетию со дня рождения писателя. Как изменился ее статус к 2018 году?

– С 2004 года в музее существовала общественная премия Николая Островского, которая по нашей инициативе стала правительственной и вручается ежегодно за вклад в культурные проекты. У нас 10 номинаций по 150 тысяч рублей, в том числе за достижения в литературе, изобразительном искусстве, исполнительском искусстве и вклад в инклюзивную моду.

– Как вам кажется, каких результатов вам удалось достичь в новом статусе за эти два года?

– Нам удалось сделать так, что очень много людей в Москве обратили внимание на инклюзию. Я считаю, что мы косвенно, громкими и яркими историями, побудили людей копаться в теме инклюзии и создавать свои собственные инклюзивные проекты, которые сделали Москву более толерантным и комфортным городом. А Москва стала движущей силой для всей России – многие перенимают этот опыт. Механизм уже запущен, инерция такая, что инклюзию не остановить. И со временем мы с вами даже перестанем общаться на эту тему, потому что это станет общепринятой и понятной историей.

– Как вы для себя определяете инклюзию?

– Я считаю, что есть два понятия: «инклюзия» и «интеграция». Интеграция - это когда люди объединены общей площадью, общением. Инклюзия объединяет людей участием в едином процессе, в котором ограничение по здоровью какого-то человека не влияет на итоговый результат всей группы. Возьмем, например, студии: в ИЗО или в музыке может быть инклюзия, а в спортивной секции инклюзии не может быть, но должна быть интеграция.

Я считаю, что мы быстро перескочили вопрос интеграции и сразу перепрыгнули в инклюзию. Нужно спокойнее к этому относиться, незачем гнаться за инклюзией, должен быть планомерный рост, люди должны прежде всего привыкнуть друг к другу. И очень важно в том числе не ущемить права людей без инвалидности. Посмотрите на европейский опыт: очень долгое время была интеграция, и только сейчас они потихонечку приходят к инклюзии. Здесь же и вопрос квотирования рабочих мест для людей с инвалидностью, ведь оно тоже происходит из-под палки.

– Штат «Интеграции» состоит на 30 процентов из людей с инвалидностью. Были ли у вас сложности в работе с людьми с инвалидностью? Что вы могли бы посоветовать руководителям других учреждений?

– В вопросе трудоустройства есть одна шкала оценки сотрудника: насколько он эффективен для учреждения, в котором я работаю как директор. У нас выработан стратегический план и создан эффективный контракт для всех, который подразумевает критерий KPI (Key Performance Indicators, или ключевые показатели эффективности – прим.ред.) Например, с одним человеком с инвалидностью мы договаривались на достижение определенных результатов через год работы, но не достигли их и спокойно разошлись.

Положа руку на сердце, трудно подобрать квалифицированные и замотивированные кадры, в том числе среди людей с инвалидностью. В России мы так пока и не выстроили адекватную систему: многие люди получают помощь от государства и на этом успокаиваются. Они сидят дома и не осознают, что можно не бояться выходить из дома, посещать мероприятия, устраиваться на работу, ведь для этого тоже нужно иметь храбрость. Наши сотрудники говорят: нужно сначала осознать, что ты человек с инвалидностью, принять это и дальше не бояться с этим жить и начать приносить пользу и себе, и обществу.

Каждый из наших сотрудников достигает определенных результатов вне учреждения, номинируется на премии, соревнуется с людьми без инвалидности. Например, наши сотрудники Николай Иванов и Денис Давыдов заняли первое и третье места в конкурсе «Московские мастера» в номинации «культработник», при этом соревновались они со всеми культурными учреждениями Москвы.

Когда я выступаю перед директорами других учреждений, я привожу такие доводы в пользу трудоустройства людей с инвалидностью. Во-первых, люди с инвалидностью, помимо материальной стимуляции, имеют очень высокую нематериальную мотивацию работать, вносить свой вклад в культуру - это большая амбициозная миссия, которой они все объединены. Во-вторых, люди без инвалидности, когда видят мотивацию людей с инвалидностью, задаются вопросом: как же он смог, а я нет?

Работодателей запугали, что нужно создавать рабочие места – 4 процента рабочих мест должны быть отданы людям с инвалидностью. Руководители этих цифр боятся, ведь за их невыполнение следуют штрафные санкции, и дают людям с инвалидностью низкоинтеллектуальную работу. В лучшем случае могут поручить уборку помещений, а в худшем – просто номинально зачислить их в штат и не дать никакой работы. При этом многие ребята с инвалидностью могут отвечать на звонки, преподавать, быть дизайнерами или хорошими фотокорреспондентами. Наши сотрудники с нарушением зрения знают несколько языков, наши педагоги на Саянской имеют звания народных артистов, заслуженных деятелей, делают прекрасные театральные постановки.

Работодателей также смущают нормативы и ГОСТы по адаптации рабочего места, но все эти ГОСТы не успевают за современным миром людей с инвалидностью – на данный момент очень многое уже технически доступно.

Тифлокомментарий: цветная фотография. Летний день. На газоне перед зданием установлены большие объемные буквы белого цвета «Интеграция». В воздухе подвешены разноцветные бумажные самолетики. Над буквами склоняется дерево.

– Центр проводит бизнес-тренинги в темноте – как вам кажется, почему эта услуга становится все более и более востребованной?

– Любой тренинг преследует только одну цель – вывод людей из зоны комфорта, чтобы они посмотрели на себя под другим углом, встали над ситуацией и взглянули с другого ракурса на свое взаимодействие с коллегами. И темнота – это инструмент вывода. Подобные тренинги – это международная разработка, которую мы переняли. Существует до 50 программ: от серьезных тренингов на продажи, проведение переговоров, развитие памяти до украшения новогодней елки в темноте. После тренинга люди получают обратную связь и от коллег, и от нас. Мы стараемся указывать на конкретные болевые точки, но многие выводы участники делают после тренингов самостоятельно.

– В январе этого года вы представили VR-проект «Слепые в большом городе». Почему был выбран именно VR-формат? На какую аудиторию вы ориентировались, когда разрабатывали этот проект?

– VR-журналистика – это авторская разработка «РИА Новости» и лично Натальи Лосевой. Думаю, будущее журналистского кино именно в таких проектах, когда зритель получает информацию, погрузившись в виртуальную реальность. «РИА Новости» сделали первый проект с фондом «Выход», он был посвящен людям с аутистическим спектром. А затем обратились к нам с предложением сделать проект с участием незрячих людей.

Проект направлен в первую очередь на зрячих людей, которые физически не могут принять участие в наших мероприятиях в темноте. Задача проекта в том, чтобы зрячий человек начал понимать, как себя ощущает человек с инвалидностью по зрению в той или иной ситуации и как с этими людьми нужно взаимодействовать. Люди с нарушением зрения, кстати, также могут этот проект увидеть и осознать, как он функционирует, а может быть, написать, с чем они не согласны.

Мы представили этот проект Андреасу Хайнеке, основателю проекта «Диалог в темноте», и он с удивлением спросил нас, как мы это сделали. Оказывается, Хайнеке уже два года ставит подобную задачу своим сотрудникам, но они никак не могут ее реализовать, потому что незрячие люди опасаются в итоге потерять работу, не выдержав конкуренции с виртуальной реальностью. А мы сделали это за три месяца.

– Каким будет ваш следующий проект?

Во время нашей встречи Андреас рассказал, что давно размышляет над созданием мюзикла. Но мы и тут его расстроили – тем, что пригласили в Москву на премьеру нашего мюзикла «Свет внутри», которая состоится в Манеже. Этот проект мы делаем совместно с Тобиасом Райзнером – он два года писал сценарий. Затем к проекту подключили Романа Столяра, музыканта из Новосибирска. В мюзикле будут звуковые и тактильные ощущения, будет эффект присутствия для всех 500-600 человек, которые будут каждый день приходить в Манеж. И, конечно, это очень красивая история с интригой. Думаю, многие растроганные девушки и молодые люди будут выходить после мюзикла совершенно другими, с осознанием чего-то большего и с пониманием, что есть другие люди. Премьерные показы будут проходить с 28 апреля по 7 мая, затем мы снова покажем его в декабре. Мы надеемся, что в дальнейшем мы будем транслировать этот проект в другие регионы и, может быть, в другие страны.