В 2018 году Международный институт театра отмечает свое 70-летие. Его создание стало одним из ответов людей искусства миру, только что пережившему Вторую мировую войну. Но, как и 70 лет назад, проблема человеческого общения, умения найти общий язык, понять, услышать другого, непохожего на тебя, договориться с ним стоит очень остро. Одним из шагов на пути к ее решению стала программа Международного института театра по обучению социальному театру на базе Высшей школы сценических искусств. Ее старт был отмечен трехдневной российско-итальянской конференцией по социальному театру, которая прошла в мае 2018 года.
Запрос на непривычную выразительность
В истории искусства немало примеров, когда социальный театр давал пищу театру профессиональному. Можно обратиться к примерам из истории искусства, таким как «Письма о танце и балете» Жана Жоржа Новерра, который создавал свои балеты одновременно с тем, как аббат де л’Эпе формировал жестовый язык для общения глухих (один из важнейших переворотов в эпоху Просвещения), обнаружил с этим языком много сходства и был уверен, что жестовый язык также способствует не только пониманию глухих, но и театра как такового. И сегодня театр и театральные институты вновь обращаются к этим «средствам непривычной выразительности», которые сильно стимулируют экспрессию актера.
На фото: мастер-класс Фабио Толледи на российско-итальянской конференции по социальному театру
Тифлокомментарий: большой хореографический класс с зеркалами и балетным станком по стенам. Посередине высокий плотный мужчина среднего возраста с седыми волосами в красной рубашке, черных штанах и черных кроссовках. Рядом с ним женщина с пышными волосами в черно-белом платье и оранжевом пиджаке. По диаметру комнаты сидят молодые люди и внимательно смотрят на стоящего мужчину, который жестикулирует.
Можно привести и более свежие примеры вроде искусства выдающегося (и коммерчески успешного) режиссера Роберта Уилсона, который много лет посвятил работе с особыми детьми и привнес в свои мизансцены и движения немало того, что приобрел в процессе этой работы.
По мнению проректора по научной работе ВШСИ Дмитрия Трубочкина, любая сфера социальной деятельности все больше нуждается в элементах театра и, в частности, в сфере образования все чаще возникает запрос на театральную педагогику. Основа образования – коммуникация, которая невозможна без личного выражения смысла, а значит, выразительности и способности устанавливать контакт.
Дмитрий Трубочкин отметил также огромную роль театра в гармонизации конфликтных зон: «Как показала практика, социализация через театр – одно из самых действенных средств налаживания коммуникации с людьми, которых не слышно, будь то беженцы, заключенные или люди с особенностями здоровья. Креативная творческая среда слышна больше других, быстрее проникает в медийную сферу и гармонизирует общество».
На фото: фрагмент спектакля «Среди нас»
Тифлокомментарий: на лавке на колесиках сидят рыжий парень с гитарой в зеленой с орнаментом футболке и темно-зеленых штанах и девушка в зеленой футболке и узорчатых коричневых шароварах, оба в сланцах. Девушка в очках, держит на уровне лица телефон. Оба улыбаются. За ними на складном стуле сидит девушка с распущенными волосами в темной водолазке и джинсах. Она скрестила руки на груди, закинула ногу на ногу.
Перевести неформат
Программа конференции поделилась поровну на итальянскую и русскую части. Россию на конференции представляли три команды. Во-первых, сама Высшая школа сценических искусств, студенты которой прошли все мастер-классы и показали спектакль третьего курса актерско-режиссерского факультета «Среди нас» – вербатим, основанный на историях онкобольных и онкологов, прыгающая кардиограмма спасений, предательств, переосмыслений всей жизни, отчаяния и надежды.
Во-вторых, Центр творческих инициатив «Инклюзион», который возник как естественное продолжение проекта фонда поддержки слепоглухим людям – спектакля «Прикасаемые», призванного привлечь внимание к жизни людей, живущих в темноте и тишине (к сожалению, в нашей стране это практически прямой путь к полной изоляции).
На фото: фрагмент спектакля «Прикасаемые»
Тифлокомментарий: на фотографии фрагмент спектакля «Прикасаемые». На сцене слева стоят, наклонившись друг к другу, молодой человек в коричневых брюках и бежевой рубашке и женщина среднего возраста в салатовом костюме. Чуть правее - мужчина постарше, одетый так же, как молодой. Он протягивает руки вперед. За ним, чуть в глубине сцены, девушка в длинном светлом платье играет на арфе. Правее стоит полная женщина в алом платье, она прижимает к шее руку другой женщины, стоящей сзади. Справа клином выстроились пять женщин в одинаковых длинных платьях. Они сложили руки на уровне пояса. Перед ними, очерчивая построенную ими фигуру, лежит красный канат. Сверху надпись: Alexander. I have an idea of a sculpture composition A Walking Man and A Dog. A sculpture in all the capitals of the world, in Moscow, New York, London, Paris («Александр, у меня есть идея скульптурной композиции «Гуляющий с собакой». Скульптура во всех столицах мира, в Москве, Нью-Йорке, Лондоне, Париже» - англ.)
О том, как выстраивать эту коммуникацию и даже выходить с ней на международный уровень, как не потерять смысл в результате многократного перевода (с жестового на русский, с русского на английский или французский, с французского на французский жестовый и обратно), как организовывать пространство для работы с незрячими, не слышащими, не мобильными, и о многом другом рассказала на конференции и показала на своем мастер-классе куратор и хореограф «Инклюзиона» Лариса Никитина.
И, наконец, третьей командой от России стал театр неслышащих актеров «Недослов». Директор театра Сергей Бидный рассказал о пятнадцатилетнем пути своей команды от курса глухих актеров, которые не смогли разойтись после триумфальных гастролей по США и Канаде, но не имели никакой поддержки на родине, до известного коллектива с призами и грантами, участники которого научились поддерживать свое профессиональное существование и теперь всерьез подумывают о том, чтобы убрать «диагноз» из названия театра, потому что в нашем обществе он по-прежнему мешает жить.
На фото: фрагмент спектакля «Малыш и Карлсон»
Тифлокомментарий: Молодой человек слева в красной рубашке и черных подтяжках с очень коротко остриженными волосами улыбается и приоткрывает рот. На него смотрит мужчина постарше с щетиной на щеках. На нем полосатая кепка, розовая рубашка, разноцветная лямка штанов, оканчивающаяся на животе большой круглой оранжевой пуговицей.
«Наш барьер – слышащее общество, – говорит Сергей Бидный, – при том что 70 процентов наших зрителей – слышащие. Но страх «неформата» мешает нам пробиться в медийное пространство. Как-то к нам пришла продюсер с телеканала «Культура», посмотрела наши спектакли, загорелась идеей сделать видеоверсии – и вот уже два года уговаривает свое руководство. Люди не допускают, что искусство может выйти за рамки физиологии, не хотят испытывать чувство неловкости, жалости. Хотя, попав к нам, приходят еще и еще. Отдельная история – поход с детьми в театр «Недослов». У нас есть спектакль «Малыш и Карлсон» – и это единственный детский спектакль для неслышащих зрителей. Для того чтобы привести на спектакль еще и ребенка, взрослому нужно перешагнуть какой-то двойной барьер. Но надо видеть, с какими глазами уходят со спектакля глухие дети, которые поняли, что есть какой-то другой мир. Ведь для них не осталось даже передач с переводом на жестовый язык.
На фото: спектакль театр «Недослов» — «Здесь птицы не поют»
Тифлокомментарий: На сцене восемь молодых людей в гимнастерках, военных штанах, кирзовых сапогах и ремнях с пряжками с пятиконечной звездой. Двое из них стоят на одном колене, остальные стоят на ногах. Все поднимают ладони на уровень шеи и широко раздвигают пальцы и ноги.
Но самая большая наша проблема – образование. Изначально система образования неслышащих людей построена так, чтобы они адаптировались к обществу слышащих. Поэтому жестовый язык в школах не используют, учат читать по губам. Представляете, что творится в голове у глухого ребенка, которому здоровый учитель объясняет математику? Как правило, они боятся признаться, что не поняли. И, приходя в наш вуз (Российская специализированная академия искусств), они практически ничего не знают, не читают классическую литературу, не знакомы с абстрактными понятиями. И в 30 лет могут быть, как дети».
Рассказ Сергея стал обобщением пятнадцатилетнего опыта преодоления самых разных преград на пути маленького театра неслышащих актеров без государственного финансирования (если не считать двух грантов на прокат спектаклей) и собственного дома. Но в качестве доказательства, что все возможно, он привез с собой спектакль-концерт «Здесь птицы не поют» по военным песням – предельно концентрированную горечь от военных потерь, выраженных телами, взглядами и, конечно же, жестами, которые (особенно на припевах) с лету заучивала слышащая аудитория.
Гвоздем на стене
На фото: Фабио Толледи во время конференции в Москве
Тифлокомментарий: за столом сидит мужчина среднего возраста с седыми волосами и небольшой щетиной. На нем черная рубашка. Это Фабио Толледи. Он говорит о чем-то и поднимает ладонь. Перед ним на столе лежат блокнот, ручка и три бутылки минеральной воды.
Итальянские участники конференции оказались гораздо более ориентированы на социальную роль театра. Фабио Толледи – актер, режиссер, драматург, художественный руководитель Astragali Teatro (г. Лечче), ведущий специалист по театру в конфликтных зонах, сотрудничающий со многими университетами мира, и актриса, тренер, певица, переводчица Роберта Кварта – уникальная пара, исколесившая едва ли не все горячие точки мира со своими театральными лабораториями, которые не всегда заканчивались полноценным спектаклем, но всегда помогали налаживать человеческие связи, разорванные, казалось бы, навсегда. Они работали в Испании, Франции, Германии, Бельгии, Нидерландах, Польше, Чехии, Словакии, Хорватии, Румынии, Албании, Греции, Турции, Иордании, Палестине, Сирии, Ираке, Тунисе, Азербайджане, Армении, Китае, Бразилии, на Кипре. Беженцы, женщины и дети, пережившие насилие, участники военного конфликта, которые едва ли не впервые встречались друг с другом не в перестрелках, а на репетициях: политзаключенные и осужденные за терроризм, люди с особыми физическими или умственными возможностями, пациенты психиатрических больниц - были участниками их театральных практик.
Свою работу в социальном театре Фабио Толледи начал в психиатрической больнице вместе с последователями психиатра и миссионера Франко Базальи. Именно Базалья совершил переворот в отношении к психиатрическим больным, призывая видеть не заболевание, а человека. Благодаря ему вот уже 40 лет в Италии закрыты психиатрические больницы (нововведение Наполеона), где практиковалось разрушение человеческой личности с целью сделать ее незаметной для остального общества. «Базалья запустил обратный процесс и привлек к нему артистов, художников, поэтов, – рассказывает Фабио Толледи. – Клиника для душевнобольных, где работал Франко, находилась в Гориции, на северо-востоке Италии, – это важное место, где погибли тысячи молодых людей и впоследствии было построено две большие психиатрические больницы. Именно там я начинал свою работу театрального педагога. Вместе с учениками Базальи мы собирали истории пациентов, которые провели в больницах по 30, 40, 50 лет».
На фото: фрагмент спектакля Astragali Teatro
Тифлокомментарий: в декорациях старинного помещения со сводчатыми потолками и фонарем на переднем плане стоит женщина с распущенными волосами в белой блузке и серой юбке до пола. Она нежно держит розу. Сзади сидят четыре девушки с темными распущенными кудрявыми волосами. Они тоже в белых блузках и темных юбках. Их колени целиком покрывает кружевная белая ткань, которую они зашивают красными нитками.
Работа в психиатрии – лишь одна грань многогранной деятельности Astragali Teatro. Другая – работа в тюрьмах, где Фабио Толледи не только занимается театральной практикой, но и принимает экзамены. «Тюрьма всегда производит сильное впечатление. Представьте себе такую же комнату, где сидят пять человек и постоянно работает три радиоприемника, - говорит он. - Столы и стулья привинчены к полу. Все серое – другие цвета и цветы (вообще все живое) запрещены. Идет систематическое изничтожение человека. Но если человек хочет как-то переработать свою жизнь, он должен начать с осознания. О воспитательной функции театра еще с XVII века говорила католическая церковь, которая в Италии имеет огромный вес. Но в церковной трактовке театр должен обучать священным моральным принципам церкви и полному послушанию. Социальный же театр призывает совсем к другому – возможности разделить с кем-то его опыт, выстраивать горизонтальные связи».
По статистике в итальянские тюрьмы возвращаются около 82 процентов освободившихся. Но из числа «очищенных» театральной работой рецидивистами становятся лишь 7 процентов. Примерно такое же соотношение и в российских тюрьмах – с той лишь разницей, что в России опыт театральной работы в ИТК сводится к нескольким энтузиастам, а в Италии этой работой занимаются всерьез. Отдельная история – работа в женских тюрьмах, в которую вовлекаются дети 11-12 лет. По всей видимости, итальянское общество относится к такой деятельности без предвзятости. И в результате дети получают бесценный социальный опыт, а заключенные женщины реабилитируются перед обществом и, главное, перед собой в своем атрофированном или утраченном чувстве материнства, ведь многим пришлось разлучиться с собственными детьми. «Стены тюрьмы высоки не только для того, чтобы люди не убежали, – отмечает Фабио Толледи, – но и чтобы снаружи мы не видели, кто там. Древнее определение тюрьмы – секретум, то, что откладывается в сторону, отделяется, прячется от всеобщих глаз. И люди, искусственно отделенные от других, проецируют эту отделенность внутрь себя».
Умение войти в реальность – одно из важнейших качеств, в котором сегодня нуждается театр, убежден Толледи. Это умение не заменит литература. «Мы ставили «Антигону» в Никозии, и я спросил у участников: «А вам приходилось воевать с собратом?» Один ответил мне: «Да хоть сейчас могу сбегать, переодеться в форму и взять оружие». И я сразу понял: мы даем им литературу, а они привносят в нее жизнь». Не заменит и сценография: «Как можно воссоздать на сцене нейтральное место между греческой и турецкой частью Кипра под охраной миротворцев, обнесенное колючей проволокой?».
«Однажды на мастер-классе некий молодой человек из конфликтной зоны бросил мне: тебе, дескать, просто говорить о конфликтах. А как ты думаешь, – ответил я ему, – просто ли жить в месте, где процветает мафия? Что я вам говорю – у вас Мейерхольд плохо кончил. И Гарсиа Лорка. Брехт 14 лет был беженцем и даже после краха фашистов не мог вернуться еще два года. В любой стране, пусть хоть в США или Англии, когда ты начинаешь работать с жизнью, а не с оторванной от жизни литературой, это становится рискованно. Театр – это вообще опасно. Но театр, который мы называем социальным, возвращает людям достоинство».