Кто научил врачей мыть руки? История асептики и антисептики

Прослушать публикацию
Тифлокомментарий: черно-белая архивная фотография. Врач в белой одежде и фартуке стоит у стола, на котором лежит рука человека. Он, склонившись, придерживает предплечье пациента правой рукой, а левой указывает на запястье небольшим темным стилусом. При этом он вполоборота разворачивается к нам, как будто демонстрирует врачебный прием. У него длинная черная борода, тонкие прямоугольные очки и короткие темные волосы. На груди круглый медальон с крестом.

СЕКРЕТ ПОВИТУХ

В 1830-е годы, когда в Европе уже вовсю пыхтели паровозы, пароходы совершали первые трансатлантические рейсы, в больницах царило невежество. Наркоз появится только в 1846 году, поэтому оперировали быстро: пациент долго не терпел. Хирургические раны начинали гноиться, но это считалось признакомнормального заживления — гною приписывали исцеляющий эффект. При обширных операциях развивался сепсис (заражение крови), который и сейчас-то лечится с трудом, а пока не было антибиотиков, и вовсе означал смертный приговор. Печальная атмосфера царила в родильных отделениях: треть рожениц умирала от родильной горячки (того же сепсиса). Поэтому дамы побогаче стремились нанять бабку-повитуху, ведь в этом случае по еще непонятным тогда причинам смертность снижалась до 2–3 % — риск сохранялся, но был гораздо, гораздо меньше. Именно в то смутное времяв светлой голове Игнаца Земмельвейса, студента-первокурсника факультета права Венского университета, родилась идея избавить женщин от родильной горячки.

Как угораздило сына богатых родителей, которого прочили в адвокаты, встать на путь врачевания? Дело случая: как-то раз он увязался за другом-медиком в анатомический театр, где его зацепила картина вскрытия девушки, погибшей от сепсиса. Игнац решил во что бы то ни стало побороть эту напасть и перевелся на медицинский факультет без родительского благословения.

Коллеги на его пламенные речи о спасении женщин реагировали прохладно, потому что знали, что ни одному из именитых врачей снизить процент горячки не удалось, — с какой же стати получится у этого юнца? Само осложнение тогда считали следствием «космического воздействия» или результатом активности неведомого «духа», жившего в больничных палатах. Это объяснение, которого придерживалась даже профессура, изрядно смешило Земмельвейса.

Он успешно окончил университети устроился акушером-гинекологом в крупнейшую в Вене больницу с двумя тысячами коек, где довольно скоро почти заменил своего шефа, профессора Клейна. Тот способствовал продвижению молодого коллеги не просто так: Клейн недолюбливал Земмельвейса за ироничное отношение к некоторым постулатам «официальной медицины», а поскольку в его отделении —1-й акушерской клинике — из 4010 матерей умирали 459, то есть 11,4 % (статистика за 1846 год), было удобно свалить ответственность на другого.

Однако в той же больнице существовала 2-я акушерская клиника, где на акушерок переучивались повивальные бабки. Туда не пускали студентов и врачей, которые практиковали в 1-й клинике, и там, удивительное дело, смертность была почти в пять раз ниже: из 3754 рожениц в 1846 году погибли лишь 105 (2,7 %). Почему, понять никто не мог, и сказать, что Земмельвейса эта загадка интересовала, — значит не сказать ничего.

Тифлокомментарий: черно-белая иллюстрация. Слева на переднем плане две фигуры: мужчина в сюртуке и цилиндре и женщина в фартуке с чепчиком, рядом с ними, как в комиксе, облака с репликами. Мужчина говорит: «Всему виной космические миазмы». Женщина отвечает: «Как скажете, доктор. Но руки после осмотра трупов все же стоит помыть». Позади них три группы мужчин. Две группы по двое мужчин моют руки над тазиком. В третьей группе четверо мужчин, они разговаривают и смотрят на руки одного из собеседников.

ВСКРЫТИЕ ТАЙНЫ

Скоропостижная смерть от заражения крови друга-патологоанатома, поре- завшегося скальпелем при вскрытии, навела Земмельвейса на страшную догадку.

«Настоящие» доктора из 1-й акушерской клиники по долгу службы практиковали вскрытие умерших женщин, а затем, не помыв руки, принимали роды. Сами того не ведая, они несли смерть. А акушерки-повитухи с трупами дела не имели.

«Один бог знает число тех, которые по моей вине оказались в гробу. Я так много занимался трупами, как редко кто из акушеров... Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком поздно», — писал Земмельвейс, содрогаясь от своего прозрения.

И вскоре на дверях 1-й акушерской клиники появилось объявление, написан- ное крупными буквами:

«Начиная с сего дня, 5 мая 1847 года, всякий врач или студент, направляю- щийся из покойницкой в родильное отделение, обязан при входе вымыть руки в находящемся у двери тазике с хлорной водой. Строго обязательно для всех без исключения. И.Ф. Земмельвейс»

Почему именно хлорная известь? Потому что, как выяснил опытным путем Земмельвейс, только ее раствор мог погасить запах морга, а значит, смывал все «трупные частицы», которые переносили медики. Позже, конечно, это открытие научно обосновали: выделяющийся активный хлор способен присоединяться к многим веществам и вытеснять из них свободный кислород, который оказывает сильное окисляющее действие, разрушая микроорганизмы.

Через год после введения этой меры, не раз критиковавшейся всеми, и особенно профессором Клейном, смертность среди рожениц упала до 1,3 %. Казалось бы, прекрасный показатель — врача должны чествовать и наградить, а мытье рук ввести в обязательном порядке повсеместно, но... Против Земмельвейса поднялась почти вся европейская медицина. Как ни старался он просветить коллег, даже выпустил в 1861 году огромный труд «Этиология, сущность и профилактика родильной горячки», все было напрасно: его почти никто не слушал, а под конец жизни за особо ярые нападки на коллег обманом даже упекли в сумасшедший дом. Там он и скончался, на вскрытии выяснилось, что от сепсиса — того самого, от которого умирали роженицы.

Тифлокомментарий: цветная иллюстрация. Пятеро врачей в темных костюмах с манишками и галстуками-бабочками стоят постели с пациенткой. Мужчина в центре без сюртука, в жилетке и рубашке, поверх брюк повязан белый фартук. Он держит наготове скальпель, через руку перекинуто полотенце. Мужчина справа от него также держит наготове свежее полотенце, в руках мужчины слева накрытый полотенцем поднос с инструментами. В основании кровати стоит распылитель. Четвертый врач направляет в сторону лица больной короткий металлический шланг, из него вырывается густое облако белого пара. Пятый врач прикрывает ее лицо свернутым конусом белым полотенцем.

МИКРОБНАЯ ЛИХОРАДКА

Сейчас сложно судить, с чем было связано недоверие к идеям Земмельвейса, но основная причина крылась в том, что медики не понимали, против кого бороться. Не понимали до 1870–1880-х годов, пока Кох и Пастер не показали, что жизнью может кишеть даже капля дождевой воды. Жизнью неизученной, видимой только под окуляром микроскопа, но, как оказалось, вызывающей у человека массу инфекционных заболеваний.

Луи Пастер бросил все силы на поиск «миниатюрных зверьков», которые появлялись в насыщенном мясном бульоне, если его оставляли незакрытым. А вот если сосуд был плотно закупорен, бульон неделями оставался идеально чистым. В итоге великий француз доказал, что эти же «зверьки» могут являться возбудителями инфекций, потому что присутствуют и в крови, и в тканях больного — это было видно под микроскопом.

Современник Пастера Роберт Кох разработал экспериментальные методы исследований (окрашивание микроорганизмов, микрофотографирование, твердые среды), что позволило открыть, описать и изучить возбудителей многих заболеваний.

В этих условиях всеобщего прозрения знамя, выпавшее из рук Игнаца Земмельвейса, поднял один из самых известных хирургов того времени, англичанин Джозеф Листер. Пока акушер-гинеколог пытался внедрить мытье рук, Листер учился в Лондонском университете, потом работал в хирургической клинике Эдинбургского университета и постепенно дорос до руководящих постов. «Микробная лихорадка» задела его одним из первых —Листер и раньше задумывался, почему при открытом переломе рана начинает гноиться в течение суток, а при закрытом нагноения не происходит. Прочитав труды Пастера, он понял: все дело в инфекционных агентах, витающих в воздухе, и если перекрыть им доступ к ране, то она останется чистой.

Опыты Пастера, доказавшие, что воздух действует пагубно не кислородом и не каким-либо другим газообразным элементом, а благодаря присутствию

в нем особых низших организмов, навели меня на мысль, что для предупреждения гниения ран нужно стремиться не к тому, чтобы воздух не коснулся раненой поверхности, а к тому, чтобы рана лечилась веществами, способными умерщвлять эти носящиеся в воздухе частицы«, — рассуждал Листер. Эта идея легла в основу антисептики — системы мер по уничтожению инфекции, уже попавшей в рану.

Для этого хирург решил использовать раствор карболовой кислоты. Он знал, что это вещество добавляют в сточные воды, чтобы они не гнили, и догадывался, что в ране происходят похожие процессы, а значит, можно попробовать воспользоваться им для лечения. Антисептическая повязка Листера стала одной из первых медицинских инноваций. Ткань смачивалась в растворе карболовой кислоты и накладывалась на открытую рану. Также в помещении стоял распылитель (шпрей), который создавал пары карболовой кислоты, дезинфицирующие воздух.

Кроме того, Листер обязал всех хирургов обрабатывать раствором руки, в него погружали хирургические инструменты до и после операции. Все это позволило в несколько раз снизить показатели инфицирования ран, гангрены и других осложнений.

Асептические средства, предложенные Листером, совершили революцию в хирургии. Они позволили врачам проводить операции не только на поверхности тела, но и на органах грудной клетки, живота, головном мозге и суставах.

Тысячи хирургов приняли на вооружение эти методы. Конечно, позже шпрей с карболовой кислотой пришлось убрать из операционной, потому что частенько случались отравления, да и саму карболовую кислоту заменили на другие дезинфицирующие вещества. Но начало было положено.

КАК МЫТЬ РУКИ?

Тифлокомментарий: фотоколлаж. На белом фоне в два ряда расположены восемь круглых цветных фотографий. Фотографии демонстрируют правильный процесс мытья рук. На первых четырех фотографиях руки намыливают одна другую: сначала тыльную сторону ладони, потом внутреннюю поверхность пальцев, затем правая рука моет большой палец левой руки вращательным движением. На пятой и шестой фотографии правая рука сначала трет ладонь левой небольшой щеткой, а потом промывает кожу под под ногтями. На седьмой фотографии правая рука намыливает запястье левой. На последней фотографии руки держат полотенце.

ХАЛАТ ВМЕСТО СЮРТУКА

На этой волне был разработан еще один комплекс мер — асептика. Она отличается от антисептики тем, что направлена на непопадание патогенов в рану, то есть включает методы профилактики заражения. Асептика появилась в конце 1880-х годов благодаря двум немецким хирургам: Эрнсту Бергманну и его ученику Курту Шиммельбушу.

Сложно представить, но у врачей того времени не было классических белых халатов. Перед операциями они надевали специальные хирургческие сюртуки из темной, преимущественно черной ткани. На сюртуке оставались кровь, гной, и считалось, что чем он грязнее, тем опытнее врач. Не лучше обстояло дело с расходными материалами: марлей, полотенцами, ватой.

Бергманн безжалостно ударил по этим варварским традициям тяжелой артиллерией научных данных и предложил способы физической стерилизации высокими температурами — кипячением или жидким паром. Причем как перевязочного материала и одежды хирурга, так и его инструментов.

Кроме того, немецкие хирурги сделали повсеместной практикой автоклави- рование — обработку ветоши паром под высоким давлением. Об автоклавах знали давно: английский химик Уильям Генри в 1830-х годах писал об «экспериментах по дезинфекции повышенной температурой с целью достойной замены карантину», в ходе которых он обрабатывал одежду и другие предметы зараженных людей в сосуде с горячим воздухом. Но лишь благодаря трудам Коха и усилиям Бергманна с Шиммельбушем этот процесс в больницах стал обязательным.

Тяжелые сюртуки из плотной ткани не выдерживали многократных высоко- температурных «издевательств», поэтому их заменили на легко обрабатываемые и долговечные хлопчатобумажные халаты. А так как никакая краска не переносит высокие температуры и многочисленные стирки (даже сейчас), цвет выбирать не пришлось.

Шапочка не дает волосам упасть на глаза, предотвращает попадание микро- организмов на голову врача, защищает пациента от волос, перхоти и микро- бов на них.

Маска — барьер для инфекций, передающихся воздушно-капельным путем. Широкое распространение получила в начале XX века во время «испанки» — смертоносной эпидемии гриппа.

Халат играет важную роль в поддержании асептических условий. Белый цвет отлично сочетался с идеей чистоты, но к 1960-м годам в больничной практике появляются оттенки зеленого — контрастные по отношению к цвету крови и более спокойные для глаз в условиях яркого освещения операционной.

Перчатки защищают при манипуляциях с биологическими жидкостями и химическими веществами.

Кстати, мытье рук — та же асептика, только бытовая. Поэтому, если очередное напоминание вызовет у вас досаду или раздражение, вспомните эту историю и поблагодарите Земмельвейса.