Охота за впечатлениями: съемки в кино. Черви, крапива и ощущение жути

Прослушать публикацию
Тифлокомментарий: черно-белый кадр из фильма. Две женщины в лесу, одна расчесывает пальцами волосы другой – Ларисы Овцыновой. Волосы длинные, прямые, с челкой, она что-то говорит, на ней светлый плащ. У второй женщины темные волосы собраны на затылке, она одета в толстую дубленку с подвернутыми рукавами. У нее печальное, сосредоточенное выражение лица, рот приоткрыт.

Лет в 10 я украдкой слушала по Всесоюзному радио рубрику «Снимается кино» программы «Юность». Шла она в еще запретное для меня время 23:15, отчего передача представлялась особенно интересной. В ее заставке всегда звучало: «Мотор, кадр один, дубль один» — и резкий звук (почему-то мне казалось, что это кто-то изо всей силы стучит концом одной деревянной рейки о другую и сразу их скрещивает). Какой же он интересный и загадочный, этот мир кино!

Промчалась моя юность, кинорубрика программы «Юность» осталась лишь в памяти и архивах. И вот недавно я снова услышала: «Мотор, дубль...», хлопок. Только теперь я оказалась внутри ситуации — на съемочной площадке — в качестве героини фильма «Взыскание погибших» студентки четвертого курса режиссерского факультета ВГИКа Алены Шмелевой. Сценарий написан молодым режиссером по одноименному рассказу Андрея Платонова. Когда я с ним познакомилась, выслушала пояснения Алены и прожила все события в качестве актрисы, то была потрясена: насколько все-таки можно изменить внутреннюю логику, эмоциональную суть произведения, не меняя фактической основы, а только расставив по-другому акценты, и какими минимальными средствами можно добиться этого.

«Начиналось все весьма прозаично, — рассказывает Алена. — Было получено задание м его надо выполнять. Составила список рассказов Платонова. Понравилось название — „Взыскание погибших“. Вчиталась — произведение захватило, а дальше...» А дальше начинается процесс, который не опишешь, который для меня всегда оказывается волшебством и называется творчеством.

Для Алены процесс начался с представления материала на театральной сцене — этап, который необходимо пройти проекту будущего режиссера. А уже за этим последовали съемки. «В театре много условностей. Мы ищем образы, которые выражают наше восприятие материала, и те конкретные детали, через которые можно донести это восприятие до зрителя. В театральном варианте у меня в конце из живота беременной девушки сыпались на белую скатерть красные ягоды, как метафора ужаса будущих жертв. В киноверсии ягоды заменены яблоками, но подгнившими, никому уже не нужными», — говорит Алена.

Реальность страшнее фантазий

Тифлокомментарий: черно-белый кадр из фильма. Две женщины сидят в лесу на горке из земли и мелких веток. Лариса в плаще и высоких ботинках сидит, немного согнув ноги и вытянув их вперед. Она сложила руки на коленях и смотрит вверх, что-то произнося. На вершине горки, подогнув ноги, сидит вторая актриса. На ней длинное белое хлопковое платье и дубленка, она поправляет одежду и смотрит вниз.

Переносимся в Крылатский парк, где проходит съемка. Август, но день нежаркий, вчера прошел сильный дождь, небольшой ветерок колышет ветви деревьев и кустов. На импровизированной площадке нас двое: я в роли пожилой женщины — матери, недавно потерявшей всех детей, — и актриса театра «Школа драматического искусства» Анна Синякина в роли молодой женщины, также утратившей всю семью. Моя героиня незрячая, как и я. Обе женщины вернулись в разрушенную немцами, обезлюдившую родную деревню, потому что некуда им больше идти, а в деревне осталась могила родных, пусть это и просто яма, куда сваливали все тела. «Я-то знаю, где твои лежат: они там, куда всех сволокли и схоронили. Я тут была, я-то глазами своими видела... Навалили дополна, а другим места не хватило. Тогда они танком проехали через могилу по мертвым — покойники умялись, места стало больше, и они еще туда положили», — рассказывает молодая Дуня пожилой соседке Марии Васильевне.

Они садятся на груду веток, расчесывают друг другу волосы, находя в этом простом действии ощущение общности. Дуня говорит, что поставила на общей могиле крест, связанный из веток: «Крест повалится. Хоть ты его железный сделай, а люди забудут мертвых». Эти слова наполняют Марию Васильевну ужасом и чувством протеста. Она отталкивает соседку и уходит. Дуня продолжает говорить ей вслед, потом кричать о том, что видела, но не получает ответа. Тогда она встает. Мы видим, что героиня беременна. Тут-то из ее живота и начинают высыпаться полусгнившие яблоки, наполняя ужасом уже зрителя. Дуня уходит, пошатываясь.

Следующая сцена происходит уже на могиле: Мария Васильевна приходит к детям, садится на землю около креста и говорит: «Были бы вы живы, были бы вы живы, сколько бы работы поделали, сколько бы судьбы испытали (...) Жить на земле, видно, нельзя еще: тут ничего не готово для детей, готовили, да не управились». Мать слабеет, ложится на землю и продолжает разговаривать с погибшей дочерью, прислушиваясь к свисту ветра и шороху трав: «Наташа, дочка, Наташа, дочка, как же, дочка, я тебе помогу? Я сама еле жива». В завершающих кадрах одежда Марии Васильевны разбросана возле креста, что дает ясное понимание о том, что с ней случилось.

Тифлокомментарий: черно-белый кадр из фильма. Женщина сидит на горке из веток и земли, подогнув одну ногу, рядом с ней россыпь яблок. Она держит одно яблоко в руке и смотрит на него, рот открыт.

История оставляет ощущение какой-то жути и нереальности, сходное с впечатлением от фильма ужасов. Ничего удивительного, однако, в этом нет: военная реальность была пострашнее иных фантазий. Складывается впечатление, что героини несколько не в себе. В произведении Платонова все более однозначно и гораздо реалистичнее: приходят советские танки, и красноармеец находит около креста их веток умершую женщину.

Спрашиваю у режиссера, почему она сделала героиню незрячей, если у Платонова это не так. «Это очень мощная метафора. Весь народ был в то время незрячим в отношении восприятия действительности. Отсюда и излишний пафос, и слишком оптимистичный настрой», — поясняет Алена. На роль Марии Васильевны она искала именно незрячую актрису. «Мой сокурсник недавно снимал фильм по произведению Метерлинка „Слепые“. В съемке принимали участие незрячие люди. Я поняла, что это очень важно и интересно, в этом есть своя красота. Кроме того, зрячий все равно не сыграет достоверно незрячего, а мне хотелось, чтобы в моей работе все было по-настоящему», — добавляет режиссер.

Мытье ног из бутылки и черви из контейнера

Для меня два дня съемок стали новым, необычным и очень интересным опытом. Работали в непривычной обстановке — на природе. С одной стороны, это помогает: не надо ничего представлять, все настоящее. С другой — идешь среди высокой травы, которая путается под ногами, по ямкам, по кочкам. Вокруг оказалось много крапивы, избежать соприкосновения с которой было невозможно. А камера работает, и надо идти, как будто тебя ничто не отвлекает. Пришлось сидеть и на влажной земле и даже лежать. Меня пощадили, а вот Анна ходила босиком. Она взяла с собой бутылку воды, чтобы мыть ноги в лесу. Такова жизнь актера. Мне было жалко пачкать одежду о влажную землю и траву — профессионалы же привыкли не обращать на это внимания. Кстати о профессионалах, партнерство с Анной мне очень помогало: чувствовалась ее уверенность, ее энергетика. Я стала свидетелем того, насколько быстро она реализовывала задачи, поставленные режиссером.

Декораций в лесу не требовалось, но кое в чем пришлось природе подыграть. В некоторых кадрах фигурировали разбросанные по земле яблоки с ползающими по ним червями. Сами плоды должны были быть подгнившими и изъеденными этими червяками. Съемочная группа принесла пакет яблок. Их разбросали, побили палкой, некоторые раздавили. Потом выпустили принесенных в контейнере, заранее купленных в магазине червей. Задача состояла в том, чтобы отснять кадры быстро, пока черви не расползлись, почуяв свободу.

Тифлокомментарий: черно-белый кадр из фильма. Обе женщины сидят на земле, прижавшись друг к другу. Лариса опирается спиной на руку и бок второй актрисы. Она склонила голову вниз, опустила руки и плечи, волосы скрывают лицо. Вторая героиня с заплаканными лицом прижала к груди одну руку и смотрит в сторону. Дубленка застегнута на одну пуговицу, под ней длиное белое платье.

Не обошлось и без курьеза: сижу я у креста, потом медленно начинаю ложиться, приняла нужную позу, замерла. Тишина, камера снимает, звукооператор пишет — вдруг издали раздается испуганный и недоуменный возглас: «Кто там, что?» Значит, картина прохожих впечатлила, но кадр придется переснять.

Как всегда после сыгранного спектакля, у меня после съемки осталось ощущение, что если бы это повторилось завтра, то у меня получилось бы лучше. Приятной была и мысль о том, что появилось новое поколение творческих молодых людей, для которых незрячий человек в произведении искусства, тем более искусства зрелищного, не экзотический персонаж, а полноценный герой.

Все колонки Ларисы Овцыновой читайте в ее авторском блоге «Охота за впечатлениями» на портале «Особый взгляд».