«Музыка для меня — не образование, не профессия, это моя жизнь», — говорит Ейджи Ким, незрячая пианистка, доктор музыки из Южной Кореи, дважды приезжавшая в Россию и пленившая слушателей эмоциональностью исполнения классических произведений. В беседе с автором издания «Особый взгляд» Еленой Федоcеевой она рассказала о своем профессиональном пути, получении образования и доступной среде в Корее и США.
Мне никто не советовал и не заставлял заниматься музыкой. Мне до сих пор кажется странным, что в России в музыкальные школы отдают совсем маленьких детей, и, даже если они не хотят там учиться, все равно вынуждены это делать.
Я не вижу с трех месяцев и, подрастая, в играх не успевала за зрячими детьми. Мои сверстники много гуляли на улице, а я должна была оставаться дома. У нас стояло фортепьяно, и я часто подходила к нему, прикасалась к клавишам, прислушивалась к звуку. Мне нравилось это делать, нравилось чувствовать малейшее изменение звука. В первых классах школы я начала изучать музыку, а в более старших решила, что стану пианисткой.
В Южной Корее нет институтов, ориентированных на обучение людей с ограничениями здоровья, поэтому после окончания школы я поступила в Сеульский Университет Сукмьянг на общих основаниях, на фортепианный факультет, где проучилась четыре года, а потом еще два с половиной года в аспирантуре. Затем около года преподавала детям музыку, играла на концертах, но мне хотелось учиться дальше, и в 2007 году я переехала в Соединённые Штаты Америки, где совершенствовалась в исполнительском мастерстве. Я прошла еще одну магистерскую программу в Консерватории «Пибоди» Джона Хопкинса (в Балтиморе, США — прим. ред.), а после окончания переехала в штат Висконсин, где мне удалось получить степень доктора музыки.
Играть на фортепьяно я училась по нотам, написанным шрифтом Брайля. На мой взгляд, это правильно. Ведь, воспринимая музыку только на слух, никак нельзя избежать интерпретаций исполнителя, его понимания музыкального произведения. Однако привычная для нас, незрячих, нотная таблица Брайля имеет свои недостатки: она не позволяет переложить некоторые музыкальные обозначения. Когда я училась в Америке, мне пришла в голову идея, как можно полностью перевести нотный ряд на язык 3D-изображений. И это стало частью моей кандидатской диссертации, работу над которой мне помогала вести музыкальный педагог Джессика Джонсон. Это дело я продолжаю и на родине, а также преподаю музыку и сама регулярно выступаю с различными музыкальными программами как в Корее, так и в других странах мира.
Конечно, начинать самостоятельную жизнь после переезда в США было нелегко. Я сама арендовала жилье, но всегда старалась поселиться недалеко от университетов, где проходили мои занятия. Иногда меня навещали, помогали, если возникали трудности, например, с переездом. С преподавателями и студентами отношения складывались очень хорошо. Как раз в Америке я познакомилась с русским молодым человеком, который и помог мне организовать концерты в России. В Америке он мне тоже здорово помогал и даже приобщил к спорту: регулярно занимаясь в тренажерных залах, он час в неделю работал там и со мной.
Конечно, мне удобнее жить на родине — там все привычно, знакомо. Сеул с каждым годом становится все более адаптированным для незрячих людей: различные тактильные направляющие и линии перед лестницами помогают выбрать правильную траекторию движения, в метрополитене появилось много надписей по Брайлю, голосовые объявления, брайлевские описания линий перед переходами с информацией о том, как и куда они следуют. В автобусах есть автоматические объявления номеров маршрутов. Мне показалось, что в США с адаптацией населенных пунктов для инвалидов по зрению дела обстоят хуже. Может быть, в крупных американских городах инфраструктура и хорошо подходит для жизни людей с ограниченными физическими возможностями, но в маленьких, как и в Москве, она адаптирована плохо. В Корее я передвигаюсь с помощью собаки-проводника, трость вообще не использую. Если люди встречают меня на улице с тактильной белой тростью, относятся ко мне с жалостью, с сочувствием. Мне это очень не нравится. Когда я оказываюсь в городе с собакой-проводником, не замечаю подобного отношения — могу идти с высоко поднятой головой. Я хотела приехать с ней и в Россию, но это пока оказалось сложно.
У меня сложилось мнение, что между нашими странами существует немало различий в отношении социальной и государственной поддержки людей с ограничениями здоровья. Ежемесячных социальных выплат для людей с инвалидностью, как в России, у нас нет. Их выплачивают только тем, кто не имеет профессии и своего жилья. Это пособие около 700 долларов и пожизненная возможность арендовать квартиру по льготной цене за 500 долларов. Это недорого. Для них же государство наполовину снижает подоходный налог. Все остальные люди с ограниченными возможностями здоровья имеют право на бесплатный проезд в наземном городском транспорте, а также скидку в размере 30 процентов на услуги интернета, мобильной связи, жилищно-коммунального хозяйства и городского такси.
Государство старается интегрировать людей с инвалидностью в общество. К примеру, когда я училась в специализированной школе для незрячих детей, у нас был обязательный предмет, дающий нам профессию, — терапевтический массаж. Учителя внушали нам: «Это ваша профессия, ничем другим вы заниматься не будете». Поэтому я тоже училась делать массаж, хотя никогда не получала от этого удовольствия и не видела себя в медицине. Сейчас люди с отсутствием зрения осваивают новые профессии. В Корее много незрячих учителей, социальных работников, государственных служащих, профессоров, музыкантов, программистов (современные компьютерные технологии так хорошо развиты, что разрабатывать программы и писать сайты можно только при помощи скринридеров). Специализированных университетов у нас нет, поэтому все они учились и учатся наравне со зрячими студентами. Ведь если ты хочешь идти дальше, надо просто идти дальше.
